"Павел Нилин. У самой Волги" - читать интересную книгу автора

только сердился тогда, что она много плачет. Все письмо закапала слезами.
Все буквы расплылись, раскисли...
Это замечание бабушка пропустила мимо ушей. Она торопилась досказать,
что начала:
- Так вот, строительство наше, этот самый Полыхаевстрой, подходило уже
к самому окончанию, когда мы узнали, что недалеко от нас соседи наши,
большей частью женщины, строят артелью дом не для себя, а для
общественного дела, чтобы разместить в нем сирот, коих тогда собирали по
всем блиндажам. Вот тут дедушка Ерофей Кузьмич и задумался. "Нехорошо,
говорит, это у нас получается, Надея. Люди стараются для общества, а мы
как вроде частники какие, только для себя. Не отдать ли нам и наш домик
тоже под детский дом? А?" Я говорю: "Ну что ж, можем отдать. Мы пока и в
блиндаже поживем, а дети пусть сюда въедут, тем более у нас свои дети
были. Пусть этот дом будет в память наших погибших детей". И тут я,
конечно, заплакала. А Ерофей Кузьмич вот этак смотрит на меня, как всегда,
подозрительно и говорит: "Очень хитрые твои слезы, Надея. Нехорошие твои
слезы. Ты от жадности плачешь. Неохота тебе свой дом отдавать детям, вот
ты от этого и плачешь". Тут я ужасно как обиделась и сама пошла в райсовет
- заявить, что мы дарим наш домик в пользу детей-сирот. А в райсовете на
меня вот так замахали руками. "Что вы, что вы! - говорят. - Зачем нам ваш
домик? Это временная мера, что мы тут детский дом для сирот из горелых
кирпичей создаем, а вообще-то скоро будут выстроены настоящие дома. Уже
отпущены средства". И правда, пока мы строили с дедушкой Ерофеем.
Кузьмичом свой домик, тракторный завод уже начал новые тракторы выпускать.
И другие наши заводы уже действовали опять на полную мощность, хотя после
боев от них тоже только один битый кирпич оставался. Я ведь думала, что я
так и умру, не увижу, как опять поднимется наш город Сталинград. А сейчас
- пожалуйста, приезжают иностранцы и удивляются. "У нас, говорят, многие
города, где прошла война, еще и восстанавливать не собирались. А у вас все
идет как в сказке..."
- Ты уж хоть иностранцев не затрагивай, а то никогда не кончишь, -
улыбнулся Ерофей Кузьмич. - Ты про свой дом начала, а ударилась совершенно
в сторону. Будто в газету пишешь. И иностранцев для чего-то приплела.
- Я могу совсем не рассказывать, - снова обиделась бабушка.
- Нет, ты рассказывай, раз начала, но не виляй из стороны в сторону, -
сказал Ерофей Кузьмич и нахмурился.
Бабушка рассказывала, как, сложив домик, они начали его отделывать, как
им отпустили лес, как они сами пилили его, как добывали краску, гвозди,
известку, шпингалеты и дверные ручки.
- Ну, это все пустяки, - опять перебил ее Ерофей Кузьмич. - Что мы тут,
правда, сделали толково, так это подполье...
Дедушка убрал из-под ног своих половик, ухватился за медное кольцо,
врезанное в пол, и без особых усилий поднял квадратную крышку люка.
- Вот оно, подполье, - сказал он, глядя в темную яму. - Я сейчас там
свет зажгу. - И потрогал выключатель.
Яма при свете оказалась огромной, облицованной мелкой плиткой.
- Это, конечно, не ахти какое сооружение, - вдруг застеснялся дедушка.
- Не Волго-Дон, не гидроузел. Но все-таки кто понимает, поймет. Тут
никакая подземная вода не пробьется. Это уж действительно на совесть
сделано. У нас тут и картошка, и капуста, и морковь хранится...