"Майя Никулина. Место (Повесть)" - читать интересную книгу автора

фаршированные баклажаны, помидоры и прочая традиционная крымская
снедь, затем вино - виноградное и терновое. Только есть не
хотелось: голова кружилась, руки дрожали, и я прятала под
скатерть сведенные судорогой пальцы. Правда, я о чем-то говорила
и задавала вопросы, но, видно, совсем невпопад, так что ужин не
затянулся, и когда мы вышли во двор умываться, до рассвета было
еще далеко: воздух стал плотнее и жестче, а вода отяжелела и
падала в деревянную бочку с круглым и резким стуком, совсем как
зимой.
Хозяйка проводила меня в отведенную комнату, на пороге
задержалась и заглянула в нее с тихой гордостью и ревнивым
интересом. Комната была большая - на четыре окна. В углу - между
окон - стоял стол, у стены - кровать с темным лоскутным одеялом
и красными подушками. Над кроватью плыли крупные белые лебеди,
реяла круглая, с колоннами беседка, и розовая серьезная русалка
лежала среди лилий, наивно подняв богатую светлую грудь. Коврик
я узнала: их продавали на колхозном рынке, в углу, за пивным
павильоном. Самый большой клеенчатый рай был укреплен на
деревянной раме, вместо русалки там стояла скамейка и на ней
сидели двое: она в белом платье и он в бурке. На месте лиц были
проделаны овальные черные дыры. Можно было всунуть в них лица и
сфотографироваться на вечную память. Фотограф колдовал под
черной накидушкой, щелкал кнопочкой на отлете, поднимал
распяленную ладонь: "Замри! Замри!". Инвалиды, торговавшие у
базарных ворот скудной железной мелочью, поворачивали головы и
замирали тоже.
Я выключила свет и увидела, что Болек стоит во дворе возле кадки
с водой и хозяйка протягивает ему ярко-белое твердое полотенце:
- Ты девочку свою береги, у нас тут ночами знобко.
Он молчал.
- А дети есть у вас? - качнулась к нему хозяйка.
Он не знал, что ответить, и спрятал лицо в полотенце. Хозяйка
поняла его по-своему:
- Будут еще, какие ваши годы. - И вдруг заговорила скоро и
пылко: - Пожили бы у меня, а? Поживите сколько-нибудь,
погостите. А то дом большой, а никто не живет...
Я прильнула было к стеклу, чтобы лучше услышать, что скажет
Болек, холод охватил голову, и жар пошел вниз, в тело, уже
забывшее стоять и жить. Я только услышала, как загрохотало в
ночи, и сразу мы с братиком побежали, топоча застывшими
ботинками по серой степной дороге и низким хвостам осеннего
некрепкого снега. Толпа была неплотной, но все бежали, оттесняя
и обгоняя друг друга, и время от времени мама брала братика на
руки и сразу отставала от нас с бабушкой, идущих скоро и ровно,
тогда я оборачивалась и глядела на них, но окликнуть не
решалась, потому что боялась старухи с длинным костистым лицом и
в черном воротнике грибом - она шла всюду и видела всех и вместе
со всеми дошла до вокзала, сильно разрушенного и сожженного. Но
все-таки он спасал от ветра, и все пошли туда, и старуха шла
впереди и первой вступила на лестницу и обернулась, углядывая,