ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

В один прекрасный день июля 1790 года Моцарту был нанесен странный визит: какой-то незнакомец, не пожелавший назвать свое имя и чей строгий вид и сдержанные манеры делали его похожим на служителя закона, явился к нему, чтобы заказать реквием. Редко так случалось, чтобы любители музыки проявляли интерес к религиозным сочинениям, в особенности похоронным. Танцы, квартеты, кантаты, пьесы по случаю… но чтобы реквием! Моцарт никогда ничего подобного не писал и потому спросил: какая нужда заставила таинственного меломана сделать такой заказ? Может быть, он желает завещать, чтобы эту музыку исполнили в день его похорон?

Незнакомец ответил, что речь идет не о нем, а о некоем другом лице, которое запретило ему раскрывать свое имя. Смущенный Моцарт назвал цену, которая была принята без обсуждения. Когда Моцарт спросил, в какой срок месса должна быть готова, странный человек ответил, что срочности в исполнении заказа нет, композитор может работать не торопясь, главное, чтобы все было закончено в обозримом будущем. И распрощался, не сказав больше ни слова.

Моцарт в этот период находился в глубоко религиозном расположении духа, вдохновленном Волшебной флейтой, что подтверждает и Масонская траурная музыка (KV 477), одно из самых благородных, самых драматичных и самых светлых его произведений. Он решил, что, возможно, какой-нибудь «брат», услышав его, захотел запастись подобной музыкой на соответствующий случай для себя. Но если это было так, почему была необходима католическая литургика? И к чему скрывать свое имя, разве что из привычки к таинственности, которой франкмасоны окружали себя даже при общении друг с другом?

Моцарт попытался через друзей и венских музыкантов узнать, кто был этот странный любитель реквиемов, но никто не мог ничего ему о нем сообщить. Два или три раза, всегда неожиданно, появлялся этот странный посредник, спрашивал, в каком состоянии работа, и всякий раз учтиво ретировался, повторив, что маэстро может не торопиться.

Однако однажды он был явно раздосадован тем, что Моцарт еще не закончил работу. И довольно сухо заявил, что пришло время ее завершить.

Несколькими годами раньше, когда Моцарт был еще вполне здоров, он не придал бы этому никакого значения, а просто посмеялся бы над таинственными манерами визитера и, решив, что это розыгрыш сомнительного свойства, придуманный друзьями, высмеял бы мрачного посредника. Но теперь, переживая физический и моральный кризис и чувствуя, что силы его оставляют, а жизнерадостность тускнеет, он проникся суеверной мыслью о том, что этот человек послан за реквиемом из потустороннего мира и что музыка, о которой шла речь, предназначена для его собственных похорон. Так вот для чего он работал, и последнее предупреждение этого загадочного персонажа давало понять, что жить ему оставалось недолго и следует торопиться, чтобы погребальная месса могла быть пропета над его гробом в день, назначенный судьбой. Появления странного заказчика отличались внезапностью и неожиданностью сверхъестественных посланий. Моцарт стал бояться прихода этого предвестника несчастья, который уже являлся ему и во сне, так что он даже вздрагивал при каждом стуке в дверь.

Он лихорадочно работал над Реквиемом, не решаясь приступить ни к какому другому сочинению, отклоняя даже выгодные предложения, например, со стороны Да Понте о том, чтобы вместе с ним написать оперу, которая могла бы пойти в Лондоне в следующем сезоне.

Выражения, в которых Вольфганг отвечал своему старому соратнику, выдают тоску, разбуженную в нем всей этой историей. Этот ясный и светлый ум, этот «друг света», высмеивающий предрассудки, стал жертвой неотступно преследующего его кошмара. «Мои мысли в полном беспорядке, — пишет он Да Понте. — Я лишь с трудом поддерживаю равновесие. Меня не перестает преследовать образ этого человека. Я все время вижу его перед собой, он не дает мне покоя, упрекает в медлительности и строго требует обещанное произведение. Я непрерывно работаю, потому что работа утомляет меня меньше, чем отдых. К тому же я теперь чувствую себя более уверенно. Я знаю, что приближается конец моей жизни, что я скоро умру. Силы мои на исходе, а мне надо было бы еще столько сделать, я мог бы еще так радоваться жизни! Я надеялся на совсем другой результат своих усилий, но никто не может изменить течение своей судьбы. Никто не может изменить число отпущенных ему дней. Я смиренно принимаю повеления божественного Провидения и заканчиваю свою похоронную мессу. Дай бог, чтобы она была закончена вовремя!»

Душевное смятение, о котором говорит письмо, показывает, какую тревогу заронил в сознание композитора этот заказ и какая огромная вина лежит на глупце, окружившем себя такой таинственностью лишь для того, чтобы польстить своему смешному честолюбию. Разрешение загадки Реквиема, которая для нас таковой больше не является, вполне могло бы утешить бедного Моцарта, если бы он ее узнал. Тот человек, чья мрачная манера произвела такое тяжкое впечатление на музыканта, был поверенным одного дворянина, который хотел создать себе репутацию композитора, будучи неспособным написать ни одной строчки музыки. Моцарт долго смеялся бы, узнав, что для графа Вальзегга такие заказы были обычным делом; заставляя видных музыкантов писать сонаты, концерты, симфонии, он отдавал их гравировать с добавлением своей фамилии и передавал для исполнения собственному оркестру в присутствии своих друзей, которые разносили слух о величии и разнообразии его талантов. Таинственность, которой граф окружал свои заказы, и строгая анонимность, соблюдаемая его доверенным, исключали разоблачение мошенничества; наш любитель считал, что произведение становится его собственностью, как только он за него расплачивался, и гордо присваивал себе авторство, равно как и восторги слушателей.

Судьба порой оборачивается жестокой иронией. Говорили, что после всех страданий, отравлявших существование великого Моцарта, даже его последние дни были омрачены мучившей его тревогой при мысли о том, что он писал похоронную мессу для себя и умирает, не успев ее закончить. Какой-то честолюбивый дурак стал орудием этой трагической фатальности, концентрировавшей скорбь и отчаяние вокруг больного, в ушах которого непрерывно звучали хоры и орган зловещей церемонии. Из писем мы знаем, что Моцарт смерти не боялся. Он не боялся бы ее и теперь, если бы его, как и всех артистов, не мучила мысль о том, что у него не хватит времени, чтобы закончить то, что он должен совершить. Сколько еще симфоний, опер могло бы родиться, если бы в тридцать пять лет он не оказался истерзан разочарованиями, печалью и лишениями?.. Смерть, писал он когда-то отцу, это наш доброжелательный и состраждущий друг. Сегодня, когда смерть сидит у его порога, он видит в ней непобедимого врага, который одним жестом разрушает все надежды и чаяния человека.

Констанца пыталась рассеять его мрачные предчувствия; она говорила Вольфгангу, что он скоро поправится, водила его в Пратер, чтобы он мог видеть деревья, лужайки. Но ничто его не утешало. Он без конца говорил о близкой смерти, о Реквиеме, который уже должен быть готов, и о Сальери, которого обвинял в том, что тот его отравил. Несмотря на ревность, которую Сальери испытывал к более великому и менее счастливому, чем он сам, сопернику, итальянец явно не был способен на такое преступление, так что Моцарт тут же воздавал должное этому полнокровно живущему конкуренту. Он радовался, когда Сальери хвалил Волшебную флейту. Но болезнь усиливала в нем манию преследования, подтачивавшую его уже несколько лет, — результат его неудач. Нет сомнения, что хотя музыканты, которых затмевал его несравненный талант, и не пытались сократить его дни, они делали все для того, чтобы преградить ему дорогу, и в этом весьма преуспевали. Глухая война против Моцарта, которую вели его противники, и притом победоносно, в течение всей жизни, опустошала его больше, чем болезнь. Сальери, как и аббат Фоглер, был ярким представителем тех состоятельных композиторов, которые коварно мешали успеху великого зальцбуржца.

Однако похоже, что, по какой-то новой иронии судьбы, именно теперь наступало время его триумфа, — в тот самый момент, когда было уже слишком поздно, чтобы он смог им воспользоваться. Волшебная флейта имела огромный успех и, благодаря оборотистости Шиканедера, практически не сходила со сцены; Не исключено, что отчасти это объяснялось тем, что запрещенное Леопольдом II франкмасонство работало во славу произведения, отобразившего его идеалы в самой восхитительной форме и с самыми убедительными акцентами. Из Голландии и Венгрии поступили предложения о концертах. Англия ждала новых опер Моцарта. Крупные музыкальные столицы оспаривали между собой приоритет и честь поставить новые произведения маэстро теперь, когда он уже не мог их написать; его последние силы были потрачены на роковой Реквием Вальзегга, и ему были посвящены последние мысли умирающего.

Не будем держать зла на честолюбивого дворянина. Он оказался, сам того не ведая, своего рода орудием судьбы, приглашавшей Моцарта написать финальную сцену для того духовного пути, этапы которого обозначили великие произведения его религиозной музыки: первая Месса Соль мажор (KV 49), написанная в двенадцатилетнем возрасте, PaterDominicusMesse, исполнявшаяся в следующем году в Зальцбурге (KV 66), Месса До мажор (KV 220), Кредо-Месса (KV 257), не говоря уже о многочисленных литаниях, других религиозных сочинениях, в том числе последнее из них — мотете Ave verum (KV 618), «религиозных сонатах» Vesper (KV 339). Если некоторые из этих сочинений, несмотря на несомненную набожность Моцарта, и сохраняют некоторый мирской характер, особенно те, что написаны были в юном возрасте, и порой мало отличаются, кроме заголовка, от «нецерковной» музыки, все же следует признать, что главной чертой творчества Моцарта была его религиозность, В самом деле, религиозен человек, который творит в благородстве и чистоте души сочинения, пронизанные святостью. Религиозна природа гения художника, а не сюжеты, которые он пишет или использует в качестве тем для своих поэм и мелодий, и именно она приближает или отдаляет его от Божественного. Сезанн, когда писал пейзаж или яблоки, был ближе к абсолюту и святости, чем Рубенс в своих композициях на религиозные темы. Реквием, которому Моцарт посвятил последние мгновения своего творчества, является, таким образом, вершиной и этого творчества, и жизни, — даже в том неоконченном виде — что само по себе есть символ трагической фатальности, довлевшей над судьбой музыканта, — в каком он его оставил.

Он слег 20 ноября 1791 года, и встать с постели ему уже было не суждено. Собравшиеся на консилиум 28-го врачи признали его состояние безнадежным. У него была потовая лихорадка, говорили они, лекарств против которой не существовало. «Я чувствую, что о музыке больше не может быть и речи», — вздыхал он. Но в минуты, когда страдания давали ему некоторую передышку, он еще продолжал работать над Реквиемом. Он попросил окружавших его друзей спеть вместе с ним завершенные части и своим почти неслышным голосом вел партию альта. Когда дошли до Lacrimosa, силы внезапно оставили его, и он, рыдая, рухнул на подушку.

Музыканты, дежурившие у его изголовья, сменяя друг друга: Шакк, Рознер, Хофер, Герль — с ужасом отмечали ухудшение его состояния. В моменты, когда к Моцарту возвращался вкус к жизни, он в своем воображении следил за ходом представления идущей в это время в театре Волшебной флейты. Не отрывая глаз от часов, он просил кого-нибудь из друзей играть на фортепьяно ту сцену, которую в данный момент представляли в театре. Песня Папагено и ария с колокольчиками вызывали добрую улыбку на его устах. Счастливый, свободный Папагено!.. Музыкант вспоминал свои любимые шутки, состоявшие в том, что все прятались в кулисах, когда Шиканедер пел, и, исполняя партию колокольчиков, затихали, когда Папагено делал вид, что играет на них, и наоборот, как только актер оставлял колокольчики в покое, начинали долго звонить. Моцарту особенно нравился этот человек-птица, простое, наивное дитя природы, не ведавшее ни сложных переживаний, ни сердечных мук.

Ночью с 4 на 5 декабря он окликнул сидевшую с ним Софию Хайбль и сказал ей, что чувствует «вкус смерти во рту». По его просьбе послали за священником. Мы не знаем, пришел ли священник. Врач, который был в это время в театре, заявил, что его присутствие ничего бы не изменило в том, что должно было произойти. Исключительно для утешения он назначил холодные компрессы на голову. Моцарт потребовал партитуру Реквиема и, разложив ее на кровати, попытался петь. Внезапно София увидела, что он надул щеки, как если бы дул в воображаемую трубу — трубу ангела смерти… Потом он перевернулся на спину и уснул. А утром, не просыпаясь, прямо из сна перешел в объятия смерти, без страданий, неосознанно, в совершенной безмятежности.

Собрались друзья. Правая рука Моцарта, Зюсмайер, «покорный слуга», наивный, преданный, готовый служить мишенью для любых шуток хозяина. Органист Альбрехтсбергер и лесоторговец Дайнер. Дирижер Рознер и Ван Свитен; последний замучил окружающих полезными советами. Считая, что не следует расходовать ни лишних чувств, ни денег, он посоветовал обезумевшей от горя Констанце поселиться у друзей и не слишком тратиться на похороны: для этого бедняги вполне достаточно катафалка для нищих.

После полудня 6 декабря, под завывания шквалистого ветра со снегом, друзья Моцарта собрались в церкви Св. Петра на похоронную службу. Там были исполнители Волшебной флейты, державшиеся вокруг Шиканедера, музыканты и композиторы и даже сам Сальери. К тому времени, когда похоронная процессия двинулась от церкви, погода настолько испортилась, что ни у кого не хватило отваги дойти до кладбища. Катафалк сопровождали лишь факельщики да небольшой белый пес, возможно, один из потомков того самого Пимперля, которого в детстве так любил Моцарт.

При погребении никто не присутствовал, так что никто и не знал, где находится могила. Когда по настоянию добряка Дайнера Констанца решила поставить на могиле скромный крест, ни один могильщик не смог вспомнить, где похоронили Моцарта. Это неизвестно и по сей день. Добрый Пухберг согласился не требовать возвращения долгов. Через несколько лет Констанца вышла замуж за датского дипломата Георга фон Ниссена. Зюсмайер закончил Реквием, за которым явился доверенный графа Вальзегга. Реквием имел огромный успех.

================================================================================================