"Николай Никитин. Потерянный Рембрандт (Советский рассказ тридцатых годов)" - читать интересную книгу автора

Они встречались только в ванной. В третьей-комнате, самой маленькой,
жила Ирина. Она молчаливо любила Шамшина и ненавидела его бывшую жену.
Шамшин же сам не знал, кого он любит. При кухне находилась старуха,
презиравшая всех троих за несемейность и беспутство. Все. вместе, точно в
насмешку, называлось коммунальной квартирой..
За дверью Шамшин услыхал голос Ирины. Он отозвался.
Когда Ирина вошла в комнату, Шамшин раскрыл глаза и рассмеялся,
пораженный ее нежностью и тонкими удивленными глазами.
- Вставайте... Звонит Апрельский...
Шамшин вскочил и побежал в коридор к телефону.
Алеша, Апрельский, старый друг по академии, давно бросил живопись.
Революция увела его в сторону, на газетную работу. Он стал заметным
человеком в прессе. Встречались они редко. Апрельский был очень занят, но
дружба не прерывалась. Апрельский в шутку говорил, что он шефствует над
Шамшиным. Недавно, по его настоянию, даже по его теме, Шамшин начал работу
над большой картиной. Картина предназначалась для выставки.
Он должен был изобразить один из эпизодов войны с белополяками. Шамшин
не чувствовал себя баталистом, но в этом эпизоде, помимо его батальной
формы, он видел большую тему... Два полка сошлись в кавалерийской атаке.
Утро. Долина. Скользит первый луч. Конница, построенная эскадронами,
несется с обнаженными клинками. На бойцах синие венгерки, только что
пошитые из французского сукна, взятого недавно в бою. Навстречу нашим тем
же эскадронным строем на рыжих гунтерах мчатся сенегальцы, во всем белом.
Чёрные лица.
Крик. Когда сошлись головные эскадроны, сенегальцы вдруг остановились и
выкинули белый флаг. Атака замерла. Сенегальцы выслали парламентеров. "Нас
обманули, - заявили парламентеры. - Нам сказали, что большевики - людоеды,
пожирающие женщин и детей. А мы видим солдат". Ругаясь со своими
офицерами, они отказались идти в атаку. Повернув лошадей, сенегальцы
покидают поле... Горнист-сенегалец трубит отбой.
Шамшин набросал много эскизов, но когда начал писать картину, вдруг все
разонравилось. Тема показалась иллюстративной, сюжет обычным, он стал
работать формально, увлекаясь пятнами. Картина превращалась в какую-тб
фантасмагорию. Шамшин обращался к смыслу вещи, все переделывал заново, но
чем больше вкладывал в нее рассудка, тем автоматичнее становились образы.
Он видел, что мысли без поэтики - ничто. Он пытался вообразить себя
участником этого боя и окончательно потерял себя. Все действовало на него
- идеи, форма, современность, желание угадать вкусы критики, все это
влияло разновременно, смешивалось, путалось... Картина раздиралась на
клочки заложенными в ней противоречиями.
Это был документ попыток и личных страданий, но это не было
произведением искусства.
Апрельский настаивал на том, чтобы картина была приготовлена к
ближайшей выставке. Шамшин очень ценил беспокойство друга, но честно
поделиться с ним своими сомнениями мешала гордость и привычка к
одиночеству. Он надеялся, что эта заминка временная и что в конце концов
он выберется и даст такую работу, какая под силу только большому мастеру.
Маленькой победы он не хотел. Этот человек все мерил большим аршином.
Заготовки росли. А вещи не было.
- Ну как? - спросил Апрельский.