"Джефф Николсон. Бедлам в огне (Психологический роман)" - читать интересную книгу автора

авторстве.
Они на это не купились, но на всякий случай я добавил:
- Ну что, кто-нибудь хочет прочесть вслух свою работу? Или чужую?
Но было ясно, что я зря трачу время. Я перебрал еще несколько
вопросов, один беспомощнее другого. Понравилось ли им писать? Писал ли
кто-нибудь прежде? Есть ли у кого-нибудь любимый автор? Все было
бесполезно. Никто не проронил ни слова, а я чувствовал себя
студентом-кретином на педагогической практике. Меня окружала непрошибаемая
стена угрюмого молчания. Хватит.
- Что ж, если сказать вам нечего, то нет смысла продолжать, -
пробормотал я и засобирался уходить.
И тут больные поднялись с мест и принялись подбирать страницы.
Поначалу я решил, что мне таки удалось совершить прорыв и они разбирают
свои работы, но это счастливое заблуждение длилось недолго. Они явно не
разбирали работы, они хватали один лист там, пару страниц здесь, кучку еще
где-то. И, набрав сколько хотели, все сгрудились в центре круга, не спеша
возвращаться на свои места. С минуту они постояли, просто перебирая бумагу,
а затем дружно, словно по команде, с силой и какой-то радостью подбросили
листы вверх.
Листы закружились в воздухе, и у больных вдруг пробудилась тяга к
исписанной бумаге. Они хватали листы на лету, не давали спланировать на
пол, снова подбрасывали. Иногда сразу двое хватались за один листок, и
тогда случалась короткая стычка. Некоторые прижимали скомканные листы к
груди, терли бумагой лицо. Другие пинали листки по полу, словно танцуя на
опавшей листве.
Все это совершалось без слов, но отнюдь не беззвучно. Действо
сопровождалось звуками, которые в моем представлении как раз и связаны с
психушкой: воплями, криками, истерическим хохотом и прочим в том же духе.
На меня больные не обращали ни малейшего внимания, и я беспомощно стоял в
эпицентре бумажного буйства.
И тут, разумеется, в комнату ворвались санитары, внеся свою лепту в
общий хаос, за ними прибыла Алисия и с утомленным видом принялась взирать
на происходящее. А когда явился Линсейд и мигом все остановил, меня одолело
жутковатое чувство, что история не просто повторяется, а будет повторяться
снова и снова, до бесконечности, всегда. Раз за разом я стану терять
контроль над пациентами, а Линсейд будет приходить мне на выручку, и так во
веки веков, или по крайней мере до тех пор, пока мне все не осточертеет и я
не сбегу, или пока Линсейд меня не выгонит. И один из этих вариантов явно
не за горами.
- Идите и напишите что-нибудь еще, - велел Линсейд. - На этот раз тема
будет... - Странная для него нерешительность. - Ну, не знаю. Пусть тему
выберет мистер Коллинз.
Я лишился дара речи, в голове было пусто. Меня просили проявить
чуть-чуть фантазии, но это задача оказалась мне не по силам. После
длительного, хотя вряд ли многозначительного, молчания я, по неведомым мне
причинам, выдавил:
- "Сердце тьмы" <Повесть английского классика Джозефа Конрада
(1857-1924).>.
Линсейду понравился мой выбор, но от больных я никакой реакции не
дождался. Они просто побрели прочь, оставив на полу скомканные рукописи. Мы