"Игорь Николаев. Лейтенанты (журнальный вариант) " - читать интересную книгу автора

для КП, - но почему бегом и внезапно?
Ночью привезли горячую еду, водку, сахар некурящим, махорку бойцам,
папиросы "Беломорканал" офицерам (в первый и последний раз получил
папиросы - до конца войны только "легкий" табак). Выяснилось: взвод Козлова
оставил в Горностайполе минометы.
Ночь темная. Решили ползти на огневую позицию Козлова. Вдруг немцев там
нет и минометы стоят? Нашлись добровольцы. Я по своему всегдашнему
нетерпению оказался направляющим.
На высотке кто-то копал и переговаривался. Я силился разобрать:
по-русски (нас предупреждали, что могут быть власовцы) или по-немецки? То
так казалось, то эдак.
- Хагальт! - внятно послышалось во мраке: - Хагальт!
Оглянувшись на шорох, успел увидеть стремительно уползающие подошвы.
Еще подождал. Ничего больше не услышав, вернулся к взводу.
Остаток ночи продремал вполглаза. Рано утром легкая канонада
насторожила. Ежась от нехорошего предчувствия, пробрался к краю кустарника.
Метрах в пятистах, в стороне, по параллельной дороге, шли в наш тыл
немцы. Освещенные низким ранним солнцем, поблескивали касками пехотинцы в
зеленых шинелях, держа винтовки наперевес. "Как в кино". Отчетливо увидел
цвет винтовок - светло-коричневые.
Ужас был не в немцах. Подняв руки, стояли красноармейцы. В поле
бинокля - трое немцев и пять-шесть наших.
Зеленые шинели шли сквозь серые не спеша, без всякой боязни, не
очень-то обращая на них внимание, а люди в серых шинелях старательно тянули
вверх руки. Обернувшись, увидел парнишку с ручником:
- Стреляй!
- Он не стреляет. - Парень протянул мне красный от ржавчины пулемет.
Крикнули, что слева тоже обходят немцы. С оборвавшимся сердцем бросился
к взводу. Никого. Горит костер. Трещали кусты: разбегались незнакомые мне
бойцы. Примерещилось, что мои ждут меня в соседних зарослях, - не могли же
они бросить меня! Кинулся - нету! Вернулся к костру. Тупо глядя на горящий
как ни в чем не бывало огонь, понял, что остался один. Близкий разрыв привел
в чувство - я побежал.
Встретился незнакомый парнишка-стрелок, легкий на ногу. Вдвоем веселей.
Наткнулись на командира полка. Тот в окружении нескольких человек лежал
за "максимом". То ли всерьез собрался воевать, то ли оттягивал встречу с
собственным начальством.
Мы с пареньком незаметно исчезли.
Выскочили на дорогу. По ней - строчка автоматной очереди - фонтанчики
пыли. "Как в кино..." - опять подумал я. Левая нога просела, словно отсидел,
стала непослушной. Упал на колени. Ранен! В кювете стащил сапог. В икре
маленькая дырочка - входное, в голени большая дыра с вытекающей кровью -
выходное отверстие. Запахло кислым теплом. Достал пакет, перевязал рану.
Фриц больше не стрелял. Встав, убедился, что могу идти, и двинулся дальше,
выбросив левый сапог. Парнишка выбрасывание сапога не одобрил и сходил за
ним. Я сунул сапог под мышку, хотя мог и надеть - рана не болела.
О взводе забыл. Мгновенный выход из войны был присущ многим раненым.
Навстречу вывалилась толпа военных. Видимо, их отловили у переправы -
кто-то наводил порядок. Мелькнули лица однополчан.
Артамонова все-таки извлекли из обоза. Что я мог ему рассказать? Как