"Игорь Николаев. Лейтенанты (журнальный вариант) " - читать интересную книгу автора

тревоге", бросили все, кроме оружия. Много боеприпасов - патронов и мин. Его
батальонные мины, увы, нам не годились. Наш калибр - 82 мм, его - 81.
Немецкие мины легко проскакивали наш ствол и летели куда попало.
Связисты дорвались до телефонных аппаратов и катушек с кабелем:
немецкий - крепкий и цветной, наш - дрянной и черный.
Консервы мясные и рыбные (Франция, Дания, Голландия). Хлеб, запаянный в
целофан, выпечка: "1939". Хлеб как хлеб, но пресный.
Новенькая кожаная полевая сумка прожила у меня много лет, а ее полетка
цела до сих пор.
Бойцы разбирали немецкие подсумки - кожаные и тройные, на большее число
патронов. Наши - двойные и брезентовые, да и качество не сравнить.
Сигареты слабые. Крепче остальных, где на пачке верблюд. Нашлись даже
котелки с чем-то недоеденным. Их котелок плоский, крышка под второе, защелка
с длинной ручкой. Наш котелок круглый и без крышки: только под первое.
Второе на передовой не полагалось. Много лет спустя забавно узнавать о
мифической "фронтовой каше"...
В траншее оказалось много тетрадок, блокнотов, конвертов, разных
карандашей. Даже топографическая карта этого места. Я в дальнейшем
ориентировался по трофейным картам - других не было.
Советскую карту выдавали на батальон одну - командиру.
Удивило обилие газет и иллюстрированных дешевых журналов с красотками,
но без намека на эротику. На нашей стороне все беднее.
Регулярную маленькую дивизионную газету привозила кухня с ужином.
Попадала в роту армейская газета, реже фронтовая. Центральные до окопов не
доходили.
Как-то увидел у бойцов "Правду" и "Красную звезду". Откуда?
Немецкая фальшивка, но какая! Полная схожесть: и формат, и заголовки.
Все дело в тексте. "Письма на фронт", а в подборке - "письма" из немецкого
плена к "братьям в советских окопах": бросать оружие и сдаваться.
Поначалу казалось: такая пропаганда бессмысленна. Мы выигрываем войну,
какая добровольная сдача в плен?! Детская наивность. Еще увижу самое
страшное за полтора года на передовой: как наши сдаются в плен. Именно
сдаются.
Боясь по ночам немецкой разведки, спал в щели всегда настороже, с
карабином под рукой. Каждые 15-20 минут просыпался, чтоб прислушаться и
осторожно выглянуть: как там?..
Не терпелось понять, что могли видеть немцы, глядя из этой траншеи в
нашу сторону? Оказывается - плотную стену сосен. "Значит, мы наугад и они
наугад?"
- А чего глядеть? - сказал Кучеренко. - Он нас чует.
- Как это? - не понял я.
- И мы его чуем, - подтвердил другой "старик".
Когда окопник "чуял" затаившийся немецкий огонь, поднять его было
не-возможно. Он не уклонялся от боя - избави бог! Умело и стойко воюя, он не
желал гибнуть или калечиться по-дурному. Окопник изобретательно увертывался
от идиотизма командования. При этом никаких конфликтов с начальством или
заградотрядами - он их ловко, по-звериному, обходил. "Учуяв" надвигающуюся
катастрофу, окопники вовремя исчезали, растворялись в дыму пожарищ и панике
переправ, чтобы вновь оказаться возле своей кухни и полкового знамени.
Окопником мог быть и красноармеец, и взводный, и ротный, и комбат, и