"Игорь Николаев. Лейтенанты (журнальный вариант) " - читать интересную книгу автора

Наугад спросил, говорит ли он по-русски.
- Немного, - застенчиво ответил узбек на чистейшем русском. - Я
филолог. Преподаватель русского языка и литературы в Ташкентском
университете.
Вот это подарок!
Московский и ташкентский интеллигенты, несмотря на разницу в возрасте,
мгновенно поняли друг друга. Но пришлось приложить немалые усилия, чтобы
убедить доцента: его ташкентский русский язык намного чище и грамотней, на
котором изъясняется русское войско. Стесняться своего русского должны
окружающие, а не он, узбек.
Перед выходом на фронт командир дивизии проводил итоговые смотры в
полках. Батальоны после предъявления внешнего вида должны были поротно
пройти перед генералом. Сначала с песней, затем - строевым шагом,
по-парадному.
Позже комбат, находившийся в окружении возле генерала, живописал
поведение того на трибуне. Каждую поющую роту комдив оглядывал и слушал
внимательно, но без эмоций. Сколько раз он все это уже видел... Одни роты
пели заунывно, другие весело. От "Вставай, страна огромная" до "Все пушки,
пушки грохотали". И вдруг - разудалое и звонкое: замыкающая рота пела
"Тачанку". Да как! С подголосками и присвистом, а припев столь мощный, что с
трудом верилось, что в строю всего человек тридцать.
- Какая рота? - оживился генерал.
Комбат мгновенно вынырнул и доложил, что это пополнение из Узбекистана.
"Ни в жизнь бы не подумал!" - восхитился комдив.
На следующий же день после смотра мне нашлось место (то самое, в
батальоне Старостина) - командовать минометным взводом. И, словно только за
этим и была задержка, дивизия походной колонной тронулась к фронту.
Узбеков куда-то перевели, больше о них не слышал.
На марше наша колонна накоротке пересеклась с соседней 226-й дивизией,
и я увидел Блинова! С ППШ на ремне, он шел во главе взвода автоматчиков.
Перекинулись несколькими словами. Вилен понял, что повозка, груженная
минометами, моя, и сказал сокрушенно: "Тебе повезло. А я вот..." Что я мог
ему сказать?
Настало время дрессировать "славян". Удастся ли?
На марше мне показалось, что удалось сблизиться со взводом - бывалыми и
благожелательными людьми. Они расспрашивали о Москве. Некоторые ее
особенности остались недоступны пониманию. Метро: "Как это - поезд под
землей?" Многоэтажность домов: "А если упадут?"
Нужно время и всевозможные события на передовой, чтоб я понял: между
мною и взводом - толстое стекло. До подчиненных доходят только приказы. Что
же до благожелательности, то я был не первым "младенцем" над ними - они
всего лишь меня жалели. "Чем же их зажечь? - мучался я. - За Родину, за
Сталина?" Смешно... На переднем крае такое не упоминалось. Как и в
прифронтовом тылу, через который нас вели. В тылу несравнимое с передовой
многолюдство и оживление. По рынкам и толкучкам, ловко избегая патрулей и
облав, шастали всевозможные военные, госпитальные выздоравливающие.
В окружении тыловых военных толп пели и плясали ансамбли - от местных
до московских (то-то потом в Москве рассказов о героическом пребывании на
фронте!). Мелькали загадочные личности. Одни в роскошных кожаных куртках,
видимо, летчики, но настоящие или липовые - кто бы мог походя разобрать?