"Наталия Никитайская. Вторжение Бурелома" - читать интересную книгу автора

могут только полные идиоты!..
- Значит, я и есть полная идиотка, - обиженно сказала я. - И если
хотите знать, меня смущает, меня просто пугает личность дающего!..
Уже договаривая, я поражалась себе: и чего несу?
- Я?! Пугаю вас?! Что-то не замечал... - Бурелом усмехнулся и
посмотрел на меня снисходительным взглядом очень мудрого, повидавшего
немало на своем веку человека.
Этот взгляд привел меня в полное замешательство. Бурелом вроде бы
оставался все тем же Буреломом, но в нем появилась значительность
подлинная, природная, а не привнесенная. Я молчала.
- Ну что ж, давайте поговорим о плате... Впрочем, нет, - неожиданно
прервал он сам себя. - Хочу спросить: может быть, вы верите в Бога? В
загробную жизнь? В райские куши? Тогда я отступаю. Я понимаю: ради того,
чтобы впоследствии вкушать райские яблочки, можно в этой жизни
довольствоваться и гнилой картошкой. Не так ли?.. Но вы, по-моему, не из
таких... Или я ошибаюсь?..
Я по-прежнему молчала. Он совсем запутал меня, сбил с толку. Я была в
смятении, и он отлично это видел.
- Только не говорите мне о моральных принципах. Не уподобляйтесь тем,
кто подобными разговорами оправдывает собственную бесталанность. Талант -
это всегда бунт против общепринятого, против обыденного. Из тех, кто обрел
посмертную славу - я имею в виду художников, поэтов, актеров - много ли вы
найдете таких, кто не преступал моральных принципов? Кто не продавал, как
вы изволили выразиться, душу дьяволу? Ведь Бог учит смирению - не правда
ли? А вы можете представить себе гения в смирительной рубахе?
- Кошмар! - проговорила я, наконец, пытаясь преодолеть свою
растерянность. - Не ожидала я от вас таких речей... Я считала, что вы...
ну, как бы это сказать... попроще, что ли...
- Да скажите уж прямо - вы считали меня этаким амбалом, без намека на
серое вещество... Ну, и каков же ваш ответ будет теперь?..
- Мне надо подумать, Лев Петрович! - повторила я.
В этот момент в дверь кабинета постучали. На пороге стоял Николай.
- Что, уже пора?
Николай кивнул.
- Быстро, однако, пролетели наши два часа, Мария Николаевна. А насчет
подумать - разумеется. У вас есть время: ответите мне в канун Рождества,
нашего православного Рождества...
Мы ехали по тусклому, совсем не предновогоднему Ленинграду.
"Сран-Петербург", как высказался недавно Мишка. Ни иллюминации, ни елок в
городе не было. Тоскливо. Я все еще не могла отойти от разговора с
Буреломом: я понимала, что этот разговор - событие в моей жизни переломное.
Какой-то особый, скрытый смысл почудился мне в предложении Бурелома дать
ответ под Рождество. Камень, наконец, унялся. Там, у Бурелома, он вел себя
безобразно: предупреждая меня об опасности - сам становился источником
таковой... Господи! Что это - что со мной происходит?! И вокруг меня?! Если
бы кто-нибудь знал, как я не выношу слово "спонсор"! Какими тошнотворными
кажутся мне заискивающие и унизительные речи, обращенные к спонсорам! И
ведь обычно благодарят и заискивают актеры и режиссеры, чей вклад в
культуру неоценим - так они талантливы. А благодарят каких-то сомнительных
типчиков, которые тоже несомненно внесли свой вклад, но вовсе не в