"Н.Никандров. Проклятые зажигалки! (Повесть)" - читать интересную книгу автора

изводил на всех впечатление своими набросками карандашом с натуры. И он
тогда же раз-на-всегда решил, что все предыдущие его увлечения и успехи
были ошибками, поисками себя, и что настоящее его призвание именно тут и
только тут, - в живописи. И на улице, на которой он родился, вырос и
жил, теперь его иначе не называли, как "Второй Репин", как раньше титу-
ловали "Второй Максим Горький", "Второй Собинов", "Второй Поддубный"...
Отец постоял над Данилой, посмотрел на его исполинскую фигуру, не
умещавшуюся на постели, на красную, полную, лоснящуюся физиономию, уто-
павшую в подушке, на жирную шею, собравшуюся на затылке складками, вслу-
шался в его шумное, здоровое, беспечное, жадное до жизни дыхание, очень
родственное тому пению петухов, - и чувство зависти к сыну зашевелилось
в нем.
- Вот что значит не иметь ничего в голове!.. - подумал он, с желчной
улыбкой на искривленных губах. - Ну, разве это человек?.. Разве он ког-
да-нибудь думает об зажигалках?..
Он запустил под туловище сына сразу с обеих сторон руки и так защеко-
тал его под бока, с такими гримасами, точно старался ухватить на дне ре-
ки рака, яростно оборонявшегося в илистой норе под корягой.
- Ну!.. - кряхтел он при этом ему в грудь. - "Второй Репкин"!.. Поды-
майсь!.. А-а, ты не встанешь?.. Говори: не встанешь?..
Данила вертелся на жесткой постели, как червяк на гладком камне,
тщетно ища носом, куда бы зарыться. Но ни глазных век, ни рта он не раз-
жимал, очевидно, продолжая крепко спать.
- Нет, врешь, собачья душа! - пропыхтел окончательно взбешенный Афа-
насий. - Спать больше я тебе все равно не дам!
Он обхватил сына, прижался одной щекой к его груди, отодрал его туло-
вище от постели, приподнял его всего на воздух и, как большую куклу,
усадил на край кровати.
Данила, сильно сутулясь, в буром от грязи белье сидел со свешенными в
пол громадными босыми ногами и, чуточку раскрыв глазные веки, долго и
безучастно смотрел на отца.
- Ммуу... - наконец, недовольно промычал он и судорожно зевнул, на
момент превратив все свое лицо в один громадный темный кругло разверстый
рот, окаймленный изнутри кольцом белых зубов. - Еще совсем темно, -
простонал он и туго, как бык, перевел тяжелые глаза на черный квадрат
окна, потом опустил голову и со сладострастным выражением лица начал
расчесывать в кровь правой рукой левую ногу у щиколотки. -
Хрусс-хрусс-хрусс... - безжалостно скреб он ногтями кожу ноги, сладко
зажмурив глаза. - Хрусс-хрусс-хрусс...
- Заспался, вот и показывается, что темно, - подбадривал его отец. -
А так-то оно не темно: самая зорька.
И, поглядывая за сыном, чтобы тот снова не растянулся на постели, он
пошел к станку.
- Да... как же... "показывается"... "зорька"... - как ребенок, кап-
ризно огрызался низким ворчливым баском сын, а сам с возрастающим упое-
нием скоблил и скоблил ногу: - Хрусс-хрусс-хрусс... Где она твоя
"зорька"?.. Теперь самое спать!..
- Тебе бы все спать!.. - попрекал его отец, откладывая для него на
отдельный стол работу. - А как же я?.. Я еще меньше твоего сплю!.. Ты
знаешь, когда я сегодня встал?..