"Александр Никонов. Листопад" - читать интересную книгу автора

кровушки. Теперь мы твою попьем.
Рассыпались матросики по квартире, начали шуровать. А Капелюхин сразу к
профессору. Да без разговоров его за седую бороду хвать! Разговоры в ЧК
будут. Я уже тоже настроилась профессора за волосы ухватить и тащить с
Капелюхой в разные стороны, как вдруг:
- Папа!
Я обернулся. Дочка профессорская. Молоденькая симпапуля. Целка.
Я бросила профессора - и к ней. Завела в дальнюю комнату.
- Сидеть здесь, сучонка ненадеванная! До конца обыска.
В нетерпении я была. Велела матросам пальцами своими под хрен
заточенными девку не трогать. А сама еле дождалась конца обыска. Даже не
особо обращала, как там Капелюхин-герой профессора мордой его крысиной об
стол возит, на зеленом сукне красные следы оставляет. Спрашивает его о
золоте, валюте. Зря спрашивает, профессор все равно ничего ответить не
может. И никто бы не ответил, когда его мордой об стол. В этом и есть высшая
справедливость. Ты ему вопросик, а у него рот зубами занят, не отплевался
еще. И не нужны нам твои ответы. Мы и так видим, что ты контра.
Когда все уходили и уводили профессора, Капелюха мне гаденько
подмигнул. Был бы он врагом революции, я бы ему с удовольствием яйца
вырвала.
Я прошла в дальнюю комнату, где нахохлившимся воробьем сидела дочка.
- Как тебя зовут?
- Ирина.
- Знаешь, почему я не отдала тебя матросам?
Прошептала одними губами:
- Почему?
- Себе оставила. Отца твоего я расстреляю, если будешь себя плохо
вести. Поняла?
- Поняла.
- Тогда раздевайся. - не люблю я рассусоливать с такими. Быка за рога.
- Зачем?
Я улыбнулась:
- Лечиться будем.
Еще в Харькове, попавший в плен к белым товарищ Шерстобитов говорил:
"Тебе, Крестовская, лечиться надо. У тебя все на половом вопросе замкнуто,
даже классовая борьба. Потому ты и худая такая. Ты нимфоманка." Откуда
только слов набрался, сволочь. Но меня такое устраивает вполне. А насчет
худобы - может, у меня просто кость узкая. Если же у меня и болезнь, то
приятная, наподобие чесотки: все время чешется и чесать приятно, получаешь
удовлетворение. Я же не в ущерб работе.
Ирина профессорская сняла блузку, вопросительно взглянула на меня. Мной
уже владела привычная истома, чудился запах крови.
- Догола!
Я сама, не глядя более на нее начала раздеваться. Сбросила с себя все -
ремень с кобурой, тужурку, гимнастерку, юбку, сапоги, белье нательное. Даже
косынку с головы. Я хорошо себя чувствую голой, из меня тогда прет животная
страсть. Я дома часто расхаживаю голяком, если не считать одеждой мои
деревянные шары, которые я ввожу в себя. Еще до революции я прочитала об
этой восточной штучке в какой-то книге, Но сделали мне такую только в
Харькове. Токарь выточил за полбуханки и стакан морковного чаю. Стоящая вещь