"Виктор Николаев. А помнишь, майор...("Записки афганца" #2) " - читать интересную книгу автора

малому и большому в засаде и без эмоций терпеть это в любое время суток и
года. Спать зимой с засадной группой в виде причудливых шахматных
квадратиков, засунув свои разутые ноги в пах другого, грея их его теплым
животом. Он учился быть голодным и холодным перед разведвыходом. У него с
собой всегда были два-три ножа, которыми он бил, не задумываясь, в цель: в
сердце, под кадык или куда попало. Гришку уже в Афгане научили терпеливо,
без движения, равнодушно ждать, пока случайно заползший на тело скорпион или
тарантул сам не слезет с него. Тревожить его - себе на сто процентов хуже.
Знал, как по спящей змее определить, когда здесь были люди. Если она была
спокойна или спала, значит, "духов" здесь не было минимум минут тридцать.
Старлей без дешевого и слюнявого пижонства мог убить кролика и выпить его
кровь. Пустить в дело для питания все: собаку, лягушку, червей, змей,
насекомых, ящериц, мышей. Умел немедленно прервать икоту, которая ночью в
горах слышна до километра. Для этого, стоя на коленях у камня, он ставил на
него фляжку с водой и, сцепив руки за спиной в замок, делал несколько
глотков.
Разведчик Григорий, кавалер двух орденов, двух медалей "За отвагу" и
дважды раненный, умел все. Потому что все это нужно было ему на войне. Чтобы
Родину защищать, Москву и Арбат. Ибо, "Убивая врага - учишься особенно
любить Отечество!" Гришкин профессионализм был штучным товаром и цены не
имел из-за бесценной любви к Родине. Его евро- и заокеанские противники
имели почасовую цену за свою любовь к своей родине и защищали ее по
финансовому сговору строго определенный срок. И были они не солдатами удачи,
а хлыстами войны. Оружие которых за два доллара сверху можно было всегда
развернуть в любую сторону. А потом, если не будет таких
спецназовцев-разведчиков, как Гришка, то пижоны, до того лениво сидевшие в
пивнушках и брезгливо поглядывавшие на них, будут на Арбате чистить до
блеска примитивную обувь фабрики "НАТО", перебиваясь от этого чаевыми и с
тоской вспоминать о старлее Григории Бочарове.
К полуночи войсковая внутриблиндажная трапеза завершилась командой
старшего стола: "Время. Заканчиваем". И народ, принявший по нескольку раз на
грудь, четко выполнив приказ командира, за пять минут заметно протрезвев до
штатного режима, разошелся. Минут через двадцать в блиндаже остался один
Санька, в десятый раз проверивший отпускной чемодан, мысленно подталкивая
при этом часовую стрелку. Самое черепашье движение времени - когда едешь с
войны домой.

Афганский Карась

Темная ночь за окном вагона периодически менялась то внезапными
жиденькими полустанками, то тусклыми переездами. Набравший резвый ход поезд
залихватски доказывал свою металлическое здоровье ровным перестуком колес.
Мужики то напряженно слушали друг друга, то тихо смеялись, иногда
посматривая на худые стены: "Не разбудить бы кого". Порой они исчезали за
дверью купе с деликатным пояснением: "Посты обойти". Иван Сергеевич, уходя с
сигаретой и зажигалкой в руке на несколько минут, бесшумно подсаживался,
покашливая осторожно в кулак. За бортом осталась незамеченной Тверь,
тоскливо вздохнул оставшийся без внимания Вышний Волочок...
А Николаев с Бочаровым третий день путались на "Чайке" в спецназе у
зам. командира капитана Аркаши Козлова и уезжать, похоже, не собирались.