"Александр Нежный. Огонь над песками (художественно-документальная повесть) " - читать интересную книгу авторанаркома труда - подкармливать безумцев? Впрочем, все мы сейчас безумцы и
голодны, - сказал Эйдук, но во взгляде Полторацкото уловив насмешку, протянул с обидой: - Ну-у, Павел Герасимович... Моя полнота чисто болезненного свойства". - "Я вас слушаю, Петр Яковлевич". - "Да, да, - спохватился Эйдук, обмахнул лицо платком и тонким своим голосом проговорил: - Безобразие! Я уже имел честь вам докладывать, что все требования бывших служащих нашей компании в Чарджуе мною были удовлетворены... Уволенные получили пособия, Бассевичу выплатили две тысячи, он меня благодарил, а теперь называет эксплуататором! Я - эксплуататор! Как вам это нравится! Всю свою жизнь я трудился не покладая рук, и теперь меня называют эксплуататором!" - "В эксплуататоры, Петр Яковлевич, вам просто выбиться не удалось". - "Оставьте, оставьте, товарищ Полторацкий! Что нам удалось, а что нет - тому один бог свидетель. Но это материя больше философская, нежели практическая, а мы с вами люди дела... Так вот: они там, в Чарджуе, теперь хотят продать имущество компании, а выручку разделить между собой. Черт знает что! Беззаконие, грабеж, разбой, безобразие... Я готов кричать "караул!", но кто меня услышит, когда вокруг такой грохот и когда кричат буквально все?" - "Ладно, Петр Яковлевич. Считайте, что вас услышали". - "Прекрасно, замечательно, великолепно, я вам чрезвычайно признателен! Но, простите... а дальшае? Могу ли я льстить себя надеждой, - произнес Петр Яковлевич, с некоторым усилием привстав со стула и склонив круглую бритую голову, - что требования бывших служащих признаны будут неосновательными?" - "А дальше, Петр Яковлевич... Дальше вот что. Сколько сейчас у компании на текущем счету?" - "Двести сорок восемь тысяч сто шестнадцать рублей тридцать три копейки", - единым духом выпалил Эйдук. "Ну, разберется и мне доложит". - "Но я клянусь... Мы все возместили! Вы мне не доверяете, Павел Герасимович..." - "Это, Петр Яковлевич, материя больше философская, нежели практическая, а мы с вами, если не ошибаюсь, люди дела..." - "Ну, хорошо, хорошо, - шумно вздыхая, проговорил уполномоченный компании "Зингер". - Буду ждать. Наше время - это такое время, когда без конца чего-то ждешь и на что-то надеешься. Прощайте, Павел Герасимович, будьте здоровы и продолжайте подкармливать ташкентских безумцев". И, взмахнув короткопалой рукой, Эйдук побежал к выходу. Был шестой час дня, раскаленная тишина вливалась в окно. Зашел Даниахий-Фолиант и, отводя глаза в сторону, сказал, что должен отлучиться по срочным делам личного свойства. Звонил Рабчинский, инженер-строитель, занимавшийся переустройством Троицких лагерей под благотворительные учреждения, сообщил, что смета готова и ее надо обсудить. "Завтра, - ответил ему Полторацкий. - С утра отправлюсь по больницам, днем буду у вас". А вскоре позвонил Колесов, председатель Совнаркома, и, напомнив, что сегодня в семь митинг в Доме Свободы, спросил: "Ты письмо получил?" - "Какое письмо? - не понял Полторацкий. - Ты что ли мне ею писал?". Но Колесов не засмеялся, напротив, вполне серьезно свой вопрос повторил, после чего Полторацкий вспомнил о письме, которое нынешней ночью передал ему Савваитов и которое он читать не стал, а сунул в нагрудный кармап гимнастерки. "Слушай, а ведь верно! Я и забыл... Вчера домой какой-то сарт принес, меня не было, хозяин взял. А откуда ты знаешь?" - "Ты прочти сначала, - сказал Колесов, - потом поговорим". "Вам, стоящим у власти! - прочел Полторацкий. - Если вам не безразличны |
|
|