"Ким Ньюман. Ночью, в сиянии полной луны... (Оборотни. Антология) " - читать интересную книгу автора

доводилось увидеть. Я был из побре,[24] из тысячи тех безымянных, кто
рождался, всю жизнь копался в земле, и если не умирал от голода, побоев,
насилия, то тихо сходил в свою красную глинистую землю.
От рико остались имена (их и доныне носят улицы этого города), но побре
исчезали с лица земли, не оставив после себя даже памяти.
Кроме меня.

Старец изменил меня. Я понял это в тот же миг, как он в последний раз
коснулся моей руки, и это было подобно удару молнии. Я подумал, что умер, но
остаюсь в своем теле, как в западне. Я ощущал тяжесть своих рук и ног, но не
мог заставить их двигаться. Потом я понял, что тело мое просто обрело
непривычную форму. Немного сконцентрировавшись, я смог двигаться.
Я стал другим.
С раннего детства я гнул спину на полевых работах, руки мои сражались с
землей и камнем. Боль стала такой же частью моего тела, как привкус слюны во
рту. Теперь боль исчезла. Впервые я получал удовольствие от движения. Даже
просто поднести руку к лицу доставляло мне радость.
На фоне неба я увидел свою руку с длинными пальцами и острыми когтями.
Она была темной и покрыта редкой шерстью. Кости указательного пальца горели
от боли. Мой палец удлинялся, суставы хрустели. Посмотри, у меня
указательные пальцы такой же длины, как средние. Это часть той старой
истории.
Я больше не чувствовал ночного холода. Одежда на мне где-то стала
тесной, где-то болталась, и она нестерпимо мешала мне. Я взглянул на полную
луну и увидел не привычный серебряный диск, но светящийся шар, сияющий ярче
солнца, переливающийся всеми цветами радуги.
Оглядевшись, я заметил, что тьма рассеялась. Каждый камень, каждая
травинка были видны отчетливо, словно при застывшей вспышке молнии. Яркие
движущиеся фигурки оказались разными животными. Я видел всякое движение не
хуже, чем цвет, и сумел заметить серого кролика, который днем, должно быть,
прятался в невысоких кустах такого же цвета.
Я разорвал на себе рубаху, моя густая шерсть поднялась дыбом, когда
ночной воздух коснулся загрубевшей кожи, и погнался за кроликом. Зверек
двигался медленно, как грязевой поток, я же был быстр, как ястреб.
Быстр, как лиса.
Кроличья кровь была точно перец, опаливший мне язык, точно сок
пейотля,[25] воспламенивший мой мозг. Мои мощные челюсти с рядами острых
зубов способны были разгрызать кости; рот был достаточно велик, чтобы
покончить с этим кроликом в три глотка.
Меня захлестнул океан образов, и запахов, и вкусов. Я был затерян в
новом мире. Я мог стоять, распрямив спину, как никогда не мог днем, и мог
быстро бежать на четырех лапах, высекая когтями искры из камня.
Старец лежал в лунном свете - высохшее тело, конечности как черные
палки. Индеец, который, как сказала моя мать, принадлежал Народу, Жившему До
Нашего Народа. Казалось, он уже был похоронен в пустыне и целую вечность
спустя выкопан из земли. Кожа на его лице превратилась в пергамент. Хотя он
был мертв всего несколько мгновений, выглядел он так, будто жизнь покинула
его много сотен лет назад.
Когда он умер, что-то перешло от этого уставшего старика ко мне. Я,
Диего, бежал под луной и сражался с другим зверьем за добычу. Скоро я стану