"Юрий Невский. Время покупать черные перстни (Сокр.вар., Сб. "Время покупать черные перстни")" - читать интересную книгу автора

дней синей тоски с крестом черных дорог и неизбывность вечного Круга:
прости-прошай, Отопительный Сезон! Рассчитаюсь с тобой, княгиня Зима, -
жалко мне, что ли, твоих детей: Декабря с Январем, твою мать-старуху
Осень? Наставлю намагниченный ствол в фрамугу приоткрытого окна со второго
этажа светелки... Поклоненьем Волхвов в Снегопаде, вот твои ведра тяжелой
ионной воды, вот палевые декорации рассвета...
...так шел мой железный солдатик мушки по распадкам ног ее и каменистым
кручам коленей, бедрам просторным, как весенняя песня табунщика, тайной
курчавости укромного конопляного клинышка до покатой смуглости живота, до
ложбинки партизанского аэродромчика меж двух островерхих условных Фудзиям,
где взлетает серебристый самолетик одномоторного крести-.. ка... О
женщина! Ты - моя Верхняя Березовка! От кончиков пальцев Стрелки до
подмышечных впадин Кулаковских дач и пионерлагеря "Салют" люблю тебя и
вижу приближенно-телескопически все светлые ковыльки волосков,
вулка1-нические пупырышки озноба кожи -пусть все затмила алмазная дрссыпь
дождей! - Я понял симметрично пройденный путь, вот она - ЛИНИЯ, в о т о н
о - ЗИМЫ ЗОЛОТОЕ СЕЧЕНИЕ, ВСЕМИРНЫЙ ЗНАК ИНЬ-ЯНЬ: да и нет, чет и нечет,
лед и пламень, "М" и "Ж", небесное и земное... Так застыл весь мир на весу
моего пальца, сохраняя упругую взрывчатость спринтера спускового
механизма, и я подумал: вот - миг, равный Вечности, секунда веков, вздох
прожитой жизни,- пусть лают собаки, а автобусы уходят без расписания, а на
остановках тянутся друг к другу все жители печали, беглые марсиане,
потусторонние зеки, бодрые старухи-ориентировщицы на местности и смурные
лыжные туристы-колдуны...
Да не остынет чай с малиновым вареньем в сентябре, не закиснут грибы и
другие разносолы в крещенскую роз-звонь, не погаснут теплые домики и танцы
в Доме отдыха и Культуры, трофейный аккордеон и милые массовицы-затейницы.
Пусть декабрь сменяется январем, там дальше следует февраль и март в конце
концов...- я пойду! Я пойду просеивать лежалый уголь, колоть несносные
чурбаки, потому что знамо дело - бесхозяйственность, буду топить дурацкие,
никому не нужные печи в доме. А иначе во Вселенной сделается маленькая
дырка, и туда утечет, будто втянуто все, что есть единственного,
несчастного, злого, моего... Туда ускачет зловещий стереоправитель
стеклянной Сибири на апокалипсическом гробу в нарушниках двух лошадей:
четной и нечетной, гикая и взвизгивая нагайкой крученых судеб во вновь
починенной руке; княгиня Ольга, молчаливо помахивая древними нунчаками,
прошагает до конечного маршрута подземного автобуса; старуха Осень
прокрадется в аквалангистской маске, измазанной йодом, на бесшумном
видеовелосипеде для ночной езды, с прихваченной под мышкой бензопилой
"Дружба" программного обеспечения; шмыгнут двое детей-сиротинушек, Декабрь
с Январем, в белоснежных ватниках "ЯМАХА", снятых с убитых током беглых
солдат, празднующих свой вечный день Римских каникул.
А так и было: он проскакал мимо, весь в заревах мировых революций и
ошметках растоптанных батальонов, чертом выскочил из табакерки Ольгиного
дома. Я тащил по снегам своего биополя хозяйскую сетку с кефиром, а он
прыгал вокруг аспидным конем, бряцал уздечками, копытами, лезгинками,
зубами, папахами, крестами и саблями, палил из всех маузеров в божий свет,
как в копеечку.
- Эй, ты! - забрал я на его чернокрылый бег.- Кончай ты эту богадельню,
приходи нынче - баню топить будем, воду таскать надо, дрова колоть -