"В.А.Невежин. Стратегические замыслы Сталина накануне 22 июня 1941 года " - читать интересную книгу автора

сверхмилитаризированной советской экономики, гигантский
партийно-политический, пропагандистский аппарат, продолжает изображаться в
историографии как нерешительный и даже трусливый деятель, якобы покорно
ожидавший нападения со стороны Гитлера.
Однако еще в 1938 г., выступая перед пропагандистами Москвы и
Ленинграда, Сталин разъяснял, что большевики не пацифисты, и в некоторых
случаях сами мог стать нападающей стороной [18]. В проекте Полевого устава
РККА 1939 г., в его вариантах 1940 и 1941 гг. основной приоритет отдавался
наступательным боевым действиям [19]. Термин "наступательная война" был
зафиксирован в идеологических документах мая-июня 1941 г., готовившихся
пропагандистскими структурами (Управлением пропаганды и агитации ЦК ВКП (б),
Главным управлением политической пропаганды Красной армии и др.) [20].
Однако следует напомнить, что в своей основе установки, зафиксированные
в различных вариантах проекта Полевого устава РККА 1939-1941 гг., имели
оборонительную направленность и ставили задачу защиты от внешней агрессии:
"Если враг навяжет нам войну, Рабоче-Крестьянская Красная армия будет самой
нападающей из всех когда-либо нападавших армий. Войну мы будем вести
наступательную, перенеся ее на территорию противника" [21]. Следовательно,
эти установки некоторым образом отличались от пропагандистских лозунгов
конца 30-х - начала 40-х гг., уходивших корнями в 20-е гг., и не нацеливали
на то, что именно СССР первым нападет на своего потенциального противника. В
данной связи само понятие "наступательная война" зафиксированное в проекте
Полевого устава РККА, трудно однозначно трактовать как синоним "нападения".
Но некоторые авторы, как представляется, намеренно вносят путаницу в
понятийный аппарат, предпочитая пользоваться термином "превентивная война",
фигурировавшим, как уже отмечалось, в геббельсовской пропаганде. Так, по
мнению М.И. Фролова, исследователи, употребляющие понятие "наступательная
война", имеют в виду "подготовку Советским Союзом упреждающего удара или...
нападения на Германию" [22].
О.В. Вишлев, ранее причисленный (к слову, совершенно безосновательно) к
"историкам из РАН", которые приняли "в той или иной форме" легенду о
"превентивной войне" [23], на самом деле утверждает: "Стремление доказать
наличие у Сове кого Союза "наступательных" замыслов в отношении Германии
служит обоснованием старого тезиса о "превентивной войне" гитлеровской
Германии против СССР" [24].
А.Н. Мерцалов и Л.А. Мерцалова, выступившие с критикой О.В. Вишлева -
будто бы приверженца идеи "превентивной войны", - писали: "Состояние
источников не позволяет теперь утверждать, что при первом же удобном случае
он (Сталин) напал бы на Германию; не позволяет, однако, и отбрасывать такое
предположение" (выделено мною. - В.Н.). Упомянув о том, что версия
"превентивной войны" воспринята "крайне консервативной историографией и
неофашистской публицистикой", Мерцаловы заявляют: "Некоторые слова и дела
Сталина и его группы (sic!) делают эту версию правдоподобной" (выделено
мною. - В.Н.) [25].
В ходе продолжающейся в течение нескольких десятилетий дискуссии вокруг
содержания выступлений Сталина перед выпускниками военных академий РККА в
Кремле 5 мая 1941 г. ее участники оперировали различными историческими
источниками по данному вопросу, высказывая порой прямо противоположные
суждения и делая не совпадающие выводы о сталинском "сценарии"
советско-германской войны, представленном в этих выступлениях.