"Александр Сергеевич Неверов. Марья-большевичка (Советский рассказ двадцатых годов)" - читать интересную книгу автора

А она и вправду начала немножко заговариваться. В мужицкое дело
полезла. Собранье у нас - и она торчит. Мужики стали сердиться:
- Марья, щи вари!
Куда там! Только глазами поводит. Выдумала какой-то женотдел. И слова
такого никогда не слыхали мы - не русское, что ли. Глядим, одна баба
пристала, другая баба пристала, что за черт! В избе у Козанка курсы
открылись. Соберутся и начнут трещать. Комиссар из Совета начал похаживать
к ним. Наш он, сельский, Васькой Шляпунком звали мы его прежде; перешел к
большевикам - Василием Ивановичем сделался. Тут уж совсем присмирел
Козанок. Скажет слово, а на не.го в десять голосов:
- Ну-ну-ну, помалкивай!
Комиссар, конечно, бабью руку держит - программа у него такая. Нынче,
говорит, Прокофий Митрич, нельзя на женщину кричать - революция... А он
только ухмыляется как дурачок.
Сердцем готов надвое разорвать всю эту революцию - но боязно:
неприятности могут выйти. А Марья все больше да больше озорничает. "Я,
говорит, хочу совсем перейти в большевистскую партию". Начал Козанок
стыдить ее. "Как, говорит, тебе не стыдно? Неужели, говорит, у тебя
совести нет? Все равно не потерпит тебе господь за такое твое поведение".
Марья только пофыркивает:
- Бо-ог? Какой бог? Откуда ты выдумал!
Прямо сумасшедшая стала. С комиссаром почти не стесняется. Он ей книжки
большевистские подтаскивает, мысли путает в голове, а она только румянится
от хорошего удовольствия. Сидят раз за столом плечико к плечику, думают -
одни в избе, а Козанок под кроватью спрятался: ревность стала мучить его.
Спустил дерюгу до полу и сидит, как хорек в норе. Вот комиссар и говорит:
- Муж у вас очень невидный, товарищ Гришагина. Как вы живете с ним, -
не понимаю...
Марья смеется.
- Я, - говорит, - не живу с ним четыре месяца... Одна оболочка у нас...
Он ее - за руки.
- Да не может быть? Я этому никогда не поверю...
А сам все в глаза заглядывает, поближе к ней жмется. Обнял повыше
поясницы и держит.
- Я, - говорит, - вам сильно сочувствую...
Слушает Козанок под кроватью, вроде дурного сделался.
Топор хотел взять, чтобы срубить обоих - робоялся. Высунул голову
из-под дерюги, глядит, а они над ним же~ насмех.
- Мы, - говорит, - знали, что ты под дерюгой сидишь...


3


Стали мы Совет перебирать. Баб налетело, словно на ярмарку. Мы это
шумим, толкуем, слышим - Марьино имя кричат:
- Марью! Марью Гришагину!
Кто-то и скажи из нас нарочно:
- Просим!
Думали, в шутку выходит, хвать - всерьез дело пошло.