"Йозеф Несвадба. Мозг Эйнштейна (Сборник "Чешская фантастика")" - читать интересную книгу автора

мной. Она странная. Сначала хотела работать на одной из лунных баз, так же
как ее отец, с которым я вскоре после свадьбы разошлась, потому что он был
равнодушен к моей научной работе. Потом вздумала стать балериной, но для
этого у нее слишком широкие бедра (так по крайней мере кажется мне).
Сейчас она изучает хеттский язык. Разумеется, только для того, чтобы не
заниматься физикой и не доставить мне этим удовольствия. Особенных
достижений в хеттском у нее нет; я в ее возрасте уже пользовалась
известностью в науке. Самое скверное, что она ждет ребенка от какого-то
юноши, которого мне даже не представила.
Мой искусственный мозг работал еще меньше, чем моя дочь. В этом
отношении они отлично понимали друг друга. За целый день он писал всего
несколько строк, а потом отправлялся в парк или купался в реке. И все
время толковал мне, что я должна любить дочь, будто это само собой не
разумеется, что мне нужно измениться, что лабораторная работа далеко не
все, - аргументы, которые сейчас можно услышать на любом перекрестке. Для
этого не стоило создавать новую биологическую систему. Причем давал советы
не только мне. Он беседовал со всеми; соседи по дому уже начали издали
вежливо приветствовать его.
Он стал диктовать нечто, не походившее на уравнения, какие-то
обозначения, которые еще не известны науке. Джонс утверждал, что это
бессмыслица, путаные, бессвязные отрывки сведений, полученных во время
предыдущих существовании мозга, и опубликовал свое мнение в журнале. Это
было похоже на взрыв бомбы. Меня немедленно вызвали к директору института,
журналисты добивались интервью, эксперимент приобрел широкую огласку. Если
он провалится, будет невероятный скандал.
Но мой сверхмозг оставался невозмутимым. В тот день он почти ничего не
написал.
- Чего ты хочешь? Что тебе еще нужно? - нетерпеливо спрашивала я,
готовая даже завести с ним роман, если бы только это было возможно. - Ведь
ты нас просто шантажируешь!
Я положила перед ним статью Джонса.
- Ничего мне не нужно. Только, чтобы ты вела себя соответственно моим
советам.
Я его не поняла. Как мне вести себя в соответствии с непонятными
обозначениями и каракулями, в осмысленности которых я сама начинала
сомневаться?
- Я отвечу тебе через три дня, - произнес он и умолк.
Потом он стал смотреть в окно, словно хотел сосредоточиться. Я
наблюдала за ним из соседней комнаты с помощью особого прибора. За всю
ночь он написал две строчки. Все время сидел неподвижно. Но ведь обещал же
он ответить! Я телеграфировала обоим ученым и довела до сведения
начальства, что эксперимент подходит к концу.
На следующий день он со мной не разговаривал. Сидел в своей комнате,
опустив голову на руки, и слабеющим голосом шептал что-то в диктофон. За
ночь он поседел. Неужели последняя фаза познания так невероятно трудна? Я
не мешала ему. На третье утро он меня не узнал, вечером смотрел
непонимающим взглядом и на мою дочь. Всю ночь я просидела подле него. Он
только хрипел; даже самый чувствительный диктофон не мог расшифровать его
слов. В три часа он "умер". В шесть прилетел профессор Джонс. В восемь -
академик Кожевкин. Но слишком поздно - на похороны.