"Валентина Немова. Святая святых женщины " - читать интересную книгу автора

за ней, и нам решать, кого пускать сюда, а кого нет. Это наша квартира!
- Но у нее же своя комната!
- А как ты туда попадешь, не входя в нашу квартиру?
- Но это же квартира, а не тюрьма! Или вы в тюрьму маму посадили за то,
что она вам сад не отдает? (О том, что Родька не только по этой причине
мучает тещу, я уж помалкиваю, чтобы изверга этого распутного не прогневить).
- Почему же в тюрьму? Встречайтесь на улице. Во дворе. Разрешаем. Но
вызывай ее через балкон. В квартире нашей чтобы ноги твоей не было!
Это было настоящее варварство. Но я ничего не стала предпринимать без
разрешения мамы. Было ведь пока еще не холодно. И ей следовало почаще
выходить на улицу. Город Летний, как уже было сказано, промышленный, страшно
загазованный. Но район, где поселились Юдины и мама, новый, удаленный от
заводских корпусов, зеленый весь. Здесь было чем дышать.
Мы с мамой так и стали делать, как нам разрешили. Я приходила к дому,
становилась под березкой, растущей у Юдиных под окнами, кричала громко:
- Мама! Мама! - как маленькая или заблудившаяся в каменных джунглях и
кое-как нашедшая дорогу девочка. Встав с постели, мама выходила на балкон.
Радовалась, завидев меня. Махала мне рукой. Просила подождать "маленько".
Теплее одевалась (я навещала ее в основном по утрам, когда было еще
прохладно) и спускалась ко мне. Мы садились во дворе на скамеечку. Сперва
помолчим, повздыхаем. Вытрем слезы. Потом начинаем беседовать. Горевать, что
по собственной глупости угодили в такой переплет. Но какой же нужно иметь
изощренный ум, чтобы предвидеть, до чего могут докатиться некоторые люди, к
томе же родная дочь?!
- Дочь-то она родная, да жена ему она, видать, неродная. Никто она в
дому. Ноль без палочки. И ревнует тебя, дура.
Всякий раз при встрече я уговаривала маму позволить мне пожаловаться на
Бродьку, куда следует. Ведь он так распоясался только потому, что мы управу
на него не ищем. Пользуется безнаказанностью. А если его накажут, все будет
по-другому.
- Порядка не будет, - твердила свое мама. - Мне будет еще хуже. Ты же
уедешь, а я останусь с ними....
Я угощала маму яблоками, грушами, помидорчиками и огурчиками, которые
приносила из нашего сада. Целые пакеты гостинцев отдавала ей, уходя к себе.
Она меня потчевала печеньем, конфетками, доставая все это из своих карманов.
Сладкое покупала она на собственные деньги. Был у нее пока что какой-то
запас. И где-то прятала она денежки эти от хозяев.
Частенько, когда мы сидели с нею возле песочницы, в которой возились
дети, Галина, собираясь на базар, приводила внука своего и уходила, поручив
нам присматривать за ним. И мы присматривали, кормили всем, что у нас было.
Но этот мальчик был очень непоседливый, так и старался удрать от нас
подальше. И бегал страшно быстро. Он бежит, я за ним мчусь. Он нырнет в
кусты, со стороны его совсем не видно (наверное, он так играл со мной). Я
кручусь на месте, не зная, где его искать, как быть и что делать. Другие
дети, что постарше, помогали мне его находить.
Умеет моя старшая сестра использовать родственников в своих интересах.
Но я не сетовала сейчас на нее. Мама была рядом. А когда она около меня,
любые трудности казались мне пустяком....
Однажды, когда я пришла к ней (а было, наверное, уже чеса три) и стала
кликать ее, она, выйдя на балкон, сказала мне заговорщицким тоном: