"Валентина Немова. Святая святых женщины " - читать интересную книгу автора

сделали вы. - Она поднялась с места, подошла к нам с мамой и положила на
стол передо мною уже подписанный ею бланк. Я сперва удостоверилась, что на
сей раз никаких несуразностей в документе нет, затем достала из сумки,
которую держала у себя на коленях, ручку и записала все, что было сказано
только что. И поставила под этими, написанными мною, строчками свою подпись.
Рядом с моей закорючкой подписался Родька. И мама старательно, неумелой
рукой, вывела свою фамилию: Русанова.
Документ был готов. Теперь можно было, не опасаясь, что вспыхнет
скандал, говорить что пожелаешь. И я сказала вдруг, совершенно неожиданно
для всех членов комиссии, чтобы эта законница не думала, что в наших
взаимоотношениях с Юдиными все гладко и она не несет никакой ответственности
за то, как сложатся в дальнейшем у мамы дела:
- Я надеюсь, что родительнице моей не придется пожалеть, что она
соединила свою жилплощадь с жилплощадью зятя. Что ее на новом месте никто не
будет третировать. Если же ей будет плохо, мама даст мне знать (мы с нею
договорились об этом), я приеду из другого города и аннулирую этот договор
(это были роковые слова).
Родион ничего не сказал, только еще сильнее побледнел и еще ниже
опустил голову. Проглотил пилюлю. Но ведущая заседание бабенка вдруг
заволновалась:
- Что вы! - начала она лебезить передо мной, утратив вмиг официальный
тон, уже нисколько не скрывая, за кого в этой скандальной истории она
болеет, за старенькую бабусю, которую родственники чуть не "кинули", как
теперь говорят, или за здоровенного мужика, попытавшегося это сделать. И,
подтверждая мою догадку, что действовали они с Родионом заодно, добавила,
изо всех сил стараясь красавцу мужчине подыграть, - маме вместе с ними будет
хорошо, с дочкой младшей и зятем, ведь они уже вместе жили (как будто я
этого не знала - и как будто ей было известно, как они жили!). Ведь вы
теперь обитаете в другом городе. Вы же теперь "отрезанный ломоть".
Я не стала этой продажной тетке возражать. С меня было достаточно того,
что я дала Бродьке понять без ругани, без скандала, как его оцениваю, и что
не позволю ему притеснять маму. Но, к сожалению, воинственности моей мне
хватило ненадолго. Измочалила эта затянувшаяся тяжба не только маму, но и
меня. Мы взяли такси, по дороге к нам подсели Майя с Полиночкой (они ждали
нас в условленном месте). До маминого дома домчались минут за 10. Усевшись
на скамейку рядом с Родионом, я заявила (теперь неожиданно уже для себя
самой):
- Ты уж извини, Родя, что мне пришлось сказать что-то неприятное тебе.
- Ничего,? отозвался он, глядя мимо меня, - я сдержанный человек. - У
него все еще был жалкий вид, как у побитой собаки. В штаны, наверное, он
наложил, ожидая решения комиссии. Не надеялся, должно быть, что я спущу ему
его вероломство. И я бы ни за что не простила ему его попытку таким диким
способом отделаться от моей мамы, своей тещи, если бы она не уперлась на
своем: грех выносить сор из избы. Ответ Родиона меня прямо-таки поразил.
После того, что он вытворял в последний свой приезд в саду, заявлять, что он
сдержанный человек! Это была уже фантастика! Но я его слова оставила без
ответа. А Майя, которой успела я рассказать, пока мы ехали в "легковушке",
как прошла наша встреча с работниками бюро обмена, промолвила заунывным
тоном:
- Ну вот, бабушка, больше уж, наверно, не приедем мы к тебе: негде