"Геннадий Андреевич Немчинов. Это была весна (Повесть) " - читать интересную книгу автора

- А я, родимый. Тама у печки тепло старым костям. Я там, почитай, всю
войну и сплю - народу много перебывало у меня, тут на просторе стелю всем, а
сама отгородилась... А загляни, коли охота! - Лицо старухи сморщилось, глаза
смотрели на Лешку с лукавеньким прищурцем: мол, знаю я вашу братию, все-то
вам знать охота.
Лешка и правда заглянул в закуток, отделенный занавеской. Там стоял
короткий топчанчик, аккуратно застеленный, на табурет была брошена
потрепанная меховая безрукавка... Но все это было не главным, а главное - на
стене над кроватью висела белесая, с вытертой до блеска ложей, показавшаяся
Лешке очень короткой - винтовка. У него даже дух сперло. Много он повидал
всякого оружия да и в руках держал, но все-таки вот так, вполне обыкновенно,
у обыкновенной старухи...
- Бабушка, откуда она у вас?
- Охти мне - оглядел! А это от Сеньки осталась, он в партизанах ходил
поначалу-то, внук мой, с шестнадцати годов в лес ушел. А прогнали немца -
дезертиры окаянные в лесах наших объявились, да с оружьем... тут пришлось
опять винтовки в руки брать... А и теперь озоруют, не всех выловили.
- Ишь тебя разобрало как. - Старуха, мелко подрагивая дряблыми щеками,
посмеялась. Во, гляди-ка - идут наши-то: матка твоя да Муська с Лукарьей! И
сенца волокут.
Сначала в избу вошла Лукерья - тетка той самой Муси, о которой говорила
хозяйка. К ней очень подходило ее имя, как сразу понял Лешка. Оно совершенно
совпадало с обликом. Это была именно тетка - о ней и можно было сказать
только так - "тетка". Она представляла собой тот тип теток, который Лешка
так часто встречал, начиная с первых детских шагов в довоенном поселке.
Конечно, тетки бывали самые разные, эти не родные, а знакомые и незнакомые,
встреченные им за свою почти десятилетнюю жизнь, тетки. Те, довоенные, потом
квартирные хозяйки, лесорубы, соседки в рабочем поселке, нищие... Одни тетки
были добрые, другие - злые как черт от голода и холода, от похоронок, от
болезней и смертей близких. Ох, как долго можно говорить об этих тетках!
Например, о среднем их типе - и не злых, и не слишком добрых, а просто
обыкновенных женщинах, которые жили и поступали так, как их заставляли
обстоятельства.
Лукерья была раньше всего остального явно хитрой теткой - стоило на нее
лишь взглянуть, чтобы это сразу стало ясно. На ней был грубый вылинявший
платок, или наспех повязанный, или уже настолько изношенный, что потерял
способность покрывать голову - скособочился, оттопыривался от ушей, свалялся
на затылке. Глаза у нее со вздувшимся водянистыми подглазьями, подпиравшими
и даже как бы подталкивавшими их повыше ко лбу, смотрели настолько
хитроватисто, что это было даже смешно. Взгляд у нее был такой, как будто
она не говорила всем, а кричала: "Эй вы, а я лукавей вас всех и это мне
очень нравится!" Но голос у нее был с громкой обидой в подрагивавших от
злого чувства словах:
- Во люди-то, во люди! - начала она прямо с порога в крик. - Ходила я в
это Степухино почитай каждый день - и ни одна нехристь клока сена не дала! А
эта-то, - она дернула головой в сторону двери, - появилась, да к Гурьянихе
наведалась - и цельные санки везет от ней духмяного сена, прям из сарая. И
не то чтоб просила - так, пожалилась немножко... И Муська моя вместях с ней,
что лошадь, те санки волокла! Всею дорогу говорили, а меня как и нет.
- Не будешь людей за нехристь считать, Лукерья, - спокойно сказала