"Геннадий Немчинов. Колка дров: двое умных и двое дураков" - читать интересную книгу автора

- А я - Женька Полозкова, из проулка, что рядом с вами. Мы с вами лет
десять не виделись.
Я бы тебя не узнала... - неловко сказала Елена.
Ну, ясненько. Ты чего к нам? Дураков, небось, надо?
Елена, не без смущения и понимая, что за всем этим есть все-таки что-то
стыдное или, во всяком случае, очень непростое, подтвердила.
- Сейчас посмотрим. Тебе одного или двоих?
- Хватит одного.
- Пошли в дом! Поглядим.
Вступили в дом. Елена на ходу заглядывала в комнаты. Везде было грязно,
неряшливо, серые молчаливые фигуры полусонно бродили, спотыкаясь, распахнув
обвисшие полудраные бесцветные халаты или слегка придерживая их на груди, из
конца в конец коридора. Белье на больных виделось нечистое и, судя по всему,
совсем ветхое, половицы везде скрипели и, казалось, вот-вот готовы
провалиться.
- Тетка Дарья! - крикнула Полозкова..- Где тут наш Мотя?
Стоявшая, что-то бормоча себе под нос, у бачка с водой старуха
обернулась к ним; она была настолько худа, что удивительно было, как она еще
стояла, а не лежала или в вечном покое, или на койке, сберегая последние
свои силы.
- Мотька деньги считает, - сказала старуха, взмахнув широким, сползшим
с ее кисти рукавом халата.
- А, это он вчера у Батьковых дрова колол, небось, мелочью дали, чтоб
сильней звенело... - скорее себе, чем Елене, сказала Полозкова. - Иди за
мной, - и они вошли в небольшую комнату.
Здесь стояли шесть коек. На двух лежали - на одной мужик, длинный и
небритый, на другой женщина в трикотажной голубой мужской рубахе,
простоволосая, краснолицая, очень быстро мигавшая неопределенного цвета
глазами, в задравшейся почти до пупа коричневой юбке. На подушке у мужика
была рассыпана мелочь - в основном самые мелкие монеты.
- Марья, ляг как следует, - строго сказала Полозкова. - Ишь, совсем
распустились.
Женщина, хихикнув, довольно ловко оправилась, перевернувшись на спину.
- Мотя, поработать хочешь? Мужчина встал с койки. Первое, что в его
лице бросалось в глаза, был огромный и утрюмый, с багровой подцветкой нос,
вообще же все черты были неподвижны и словно окаменели, заморозились.
- Чего надо? - спросил он, глядя в сторону голосом тоненьким и почти
жалобным, точио ему очень трудно было пробиться сквозь эту окаменевшею серую
плоть.
- Дрова колоть, Мотя, - с ласково-разъясняющими нотками сказала
Полозкова.
- Ладно.
- Ну вот и хорошо. Марью ты позвал, Мотя?
- Не. Эта сама приходит.
- А не Гриша привел?
- Гриша... Гриша... Гриша... - быстро и монотонно, непрерывно кивая,
заговорила женщина.
- Врет, - отрубил Мотя. - Сама.
- Гриша...Гриша... Гриша...
- Пожалуй, Мотя прав: сама пришла. Гриша Самоху приводит. - И,