"Виктор Нель. Ходики" - читать интересную книгу автора

Потянулись блаженные дни. Пока доктор не разрешил вставать, Сережа
прислушивался к мышиному шороху за печью. Мыши скреблись за стенкой
постоянно. Сережа часами глядел в треугольное небо между крышами котельной и
цеха. Странная мысль пришла ему в голову:
- 'Вот пройдет много-много лет, может десять, а может даже и больше, и
я наверное забуду все, что происходит сейчас. Как забыл я Шувалово. Мама с
папой много рассказывают про Шувалово, как я там катался на мишкином
педальном автомобиле. А я не помню ни автомобиля ни даже Мишку. А раз я
ничего не помню, значит это все равно что ничего и не было. И меня как будто
не было, хотя я уже был.' - Сереже стало вдруг холодно и неуютно, - 'Я
должен крепко-крепко запомнить что-нибудь. Так крепко, чтобы помнить потом
всегда. Например вот эту странную штуку'.
Сережа стал пристально глядеть на висящий над их окном фарфоровый
изолятор с обмотанным вокруг него ржавым проводом из которого дикобразом
торчали оборванные жилы. Сережа конечно не знал тогда слова "изолятор", не
знал он и того, что в пять лет память работает лучше, чем в два, и даже
лучше чем в сорок два, и этот покоричневевший от солнца и дождей кусок
фаянса с белеющими щербинами поздних сколов останется с ним навсегда.
Мама взяла работу на дом. На приступке печи косо стояла чертежная
доска, где постепенно проявлялась мешанина зубчатых колесиков. Сережа знал,
спрашивать, что это, бесполезно.
Через три дня он уже мог передвигаться, прихрамывая. Стоя за маминой
спиной, Сережа подолгу смотрел на чертеж, который сильно напоминал нутро их
старого медного будильника с постоянно отваливающейся задней крышкой.
Сильнее всего привлекала его вязь мелких буковок в правом нижнем углу. Он
еще не умел читать по-настоящему, но буквы знал и мог с грехом пополам
разбирать простенькие слова и складывать их из деревянных кубиков с
выжженной азбукой. И вот - успех! Среди кучи маленьких, черненьких, как
муравьи, букв, нашел он пять покрупнее, стоящих рядом.
- ПУАЗО! - с трудом сложившись воедино, крикнули буквы.

В тот же день вечером началась новая эпоха. Папа принес телевизор.
Телевизор был большой, с малюсеньким экранчиком, против которого на рогатых
кронштейнах висела линза, похожая на очки Анастасии Петровны. Стало весело.
Если прижаться к телевизору щекой и поглядеть сквозь линзу одним глазом, мир
преображается. Он становится огромным и круглым, их махонькая комнатушка
вытягивается вглубину как пещера, и самый дальний темный угол за печью
превращается в туннель, ведущий к центру Земли. Предметы по краям этого мира
искривляются и растягиваются дугами, будто размазанные по стенам пещеры. А
когда в конце дня к ним в комнату забредал и падал на краешек линзы
заблудший солнечный лучик, в самом темном углу поселялся кусочек радуги.
Самое главное было то, что Ленин жив! Карла Марла не подвела. Его
показывали каждый день. Сережа не стал никого ни о чем спрашивать. Он знал,
что этот Ленин - точно настоящий, такой же маленький и лысый. Правда без
бородки, но это не важно. Он ездил везде, говорил с трибуны, размахивая
руками, и люди вокруг него улыбались. Папе он тоже явно нравился. Придя со
смены, папа первым делом включал телевизор, садился напротив, даже не сняв
пиджака, и начинал громко смеяться, хлопая себя по коленям.
- Ну дает клоун! Ну уморил! - кричал папа, хохоча до упада.
А Ленин, будто в ответ, размахивал руками. Один раз он даже снял с себя