"Виктор Нель. Ходики" - читать интересную книгу автора

ботинок и стал стучать каблуком по трибуне с криком:
- Кузькину мать!
Анастасия Петровна неодобрительно глядела на папу:
- Вы бы, хозяин, поостереглись веселиться-то. Чай не комедия. Как бы не
отплакались хиханьки-то.
- Не бойтесь, любезная, - говорил папа, - времена теперь не те, времена
нынче веселые.
А времена действительно были необыкновенные. Люди улыбались и пели
новые, добрые песни с припевом "ча-ча-ча". Люди ходили в очень узких брюках
и назывались новым, загадочно-острым словом "стиляги". Сережа многого не
понимал, но будто чуял, что ушло что-то огромное, темное и страшное, черное,
как ворон, и злое, как крыса Шушара. И теперь жить будет здорово, скоро
можно будет даже полететь на Марс. Именно тогда угнездилось в нем самое
главное знание. Что люди - добрые. Не все, конечно, но их больше, чем злых.
И что добро побеждает. И еще много-много чего еще. И это знание держало его
потом наплаву всю жизнь наперекор всему, когда свет оборачивался тьмой, и не
было больше веры, и не было сил, и люди становились нелюдью, и на месте лиц
проступали звериные хари.

Через неделю вода в линзе позеленела и стекло начало покрываться
желтоватым налетом, оставляющим горизонтальные полосы по мере высыхания.
- Рыбу разводить впору! - бурчала Анастасия Петровна.
Не дождавшись вечера, она приняла отчаянное решение самостоятельно
заменить в линзе воду. Первым делом она вытянула линзу на всю длину
алюминиевых кронштейнов, чем дело и закончилось, кронштейны уперлись во
что-то внутри телевизора. Тогда Анастасия Петровна взялась за большие черные
маховики, торчащие по бокам. Она отвинтила один, потом второй. Ничего не
изменилось, линза прочно держалась на горизонтальных болтах.
- Чего ж там чипляется-то? - озадаченно спросила она подошедшего с
опаской Сережу, и качнула конструкцию влево. Вот этого делать явно не
следовало. Кронштейны крутанулись, болты выскочили и тяжеленная, как ведро,
линза обрушилась на пол с плескучим грохотом. Как когда-то в молочном
магазине, Сережа присел на краю огромной лужи, в которой плавали кривые
осколки. Больше всего жалко было радуги.
Вечер прошел в напряженной тишине. Папа, казалось, уже в цеху узнал о
происшествии. Пришел он хмурый, ел молча, глядя на микроскопический экран.
Мама тоже молчала. Когда Сережа ушел спать, папа стал что-то тихо
рассказывать маме. Доносились только обрывки слов. Перед тем как заснуть,
Сережа услышал таинственную фразу, почему-то врезавшуюся в память, как
фарфоровый изолятор, смысл которой он понял только через двадцать лет.
- Секретарь сказал, наши разворачиваются на кубе, - глухо произнес
папа.
- Что-же теперь будет? - спросила мама за мгновение до того как Сережа
провалился в сновидение.
Приснились ему его азбучные кубики, только очень большие. На одном
кубике крутились наши т-тридцатьчетверки. Они разворачивались и
разворачивались, как заведенные, и не могли остановиться. А с соседнего
кубика за ними наблюдал клювастый Секретарь, кося агатовой бусиной глаза.

- Пойдем в универмаг за новой линзой, - сказал папа наутро.