"Виктор Платонович Некрасов. Написано карандашом " - читать интересную книгу автора

на день подкинуть. Вот мы и ждали - я, старшина и пацан, связист Сысоев.
Сысоев на телефоне, а мы со старшиной по очереди на передовой. Постреливаем
понемножку, немцев дурачим, пусть думают, что нас много. А как атака... Ну
тут нас пулеметчики и артиллеристы вывозили. На насыпи, под вагонами, два
станковых стояло и одна сорокапятка. Вот они и работали... Но вообще, что и
говорить, приятного было мало. Особенно когда старшина на берег, на кухню
ходил. Бродишь один-одинешенек по передовой, даешь редкие очереди - много
нельзя, патроны для дела беречь надо - а сам как подумаешь, что вот ты здесь
один, как палец, да в блиндаже Сысоев с трубкой, а впереди перед тобой,
метров за пятьдесят каких-нибудь, немцев черт его знает сколько. Сейчас вот
вспоминаешь, улыбаешься только, а тогда... Ей-богу, когда старшина с берега
приходил с обедом, расцеловать его готов был. А когда через три дня пять
человек пополнения дали, ну, тогда уж ничего не страшно стало.
Дальнейшая судьба Конакова мне неизвестна - война разбросала нас в
разные стороны. На Донце я был ранен. Когда вернулся в полк, Конакова в нем
уже не было - тоже был ранен и эвакуирован в тыл. Где он сейчас, я не знаю.
Но когда вспоминаю его - большого, неуклюжего, с тихой, стеснительной
улыбкой; когда вспоминаю, как он молча потянулся за автоматом в ответ на
слова капитана, что за счет количества надо нажимать на качество; когда
думаю о том, что этот человек вдвоем со старшиной отбивал по нескольку атак
в день и называл это только "трудновато было", - мне становится ясно, что
таким людям, как Конаков, и с такими людьми, как Конаков, не страшен никакой
враг. А ведь Конаковых у нас миллионы, десятки миллионов.


1956



Рядовой Лютиков
Как-то ночью я возвращался с передовой после какой-то проверки. Устал
как черт. Мечтал о сне - больше ни о чем. Приду, думаю, даже ужинать не
буду, сразу завалюсь... Но вышло не совсем так.
Спускаясь в наш овраг на берегу Волги, я еще издали заметил, что возле
моей землянки что-то происходит. Человек десять - пятнадцать бойцов
сгрудились около входа в блиндаж.
- Чего толпитесь?
- Да заболел тут вроде один, - ответил кто-то из темноты.
- В санчасть отправить, значит, надо. Что стоите? Пополнение, что ли?
- Пополнение.
Получали мы его тогда (дело было в Сталинграде в конце января сорок
третьего года) не часто и не густо, человек пятнадцать - двадцать в неделю,
моментально расхватываемых батальонами. Тут же в овраге, как раз против моей
землянки, пополнению выдавали тулупы, валенки, теплые зеленые рукавицы,
оружие и отправляли на передовую.
Кто-то тронул меня за локоть. Я обернулся. Терентьев, мой связной.
- Симулянт... - Терентьев всем всегда был недоволен, на всех ворчал и
всех осуждал. - Нажрался чего-то и в Ригу поехал. Напачкал только.
- Ладно. Позови Приймака. А бойцов... давайте-ка к штабу... А то
подорветесь здесь еще на капсюлях. Живо...