"Виктор Платонович Некрасов. Написано карандашом " - читать интересную книгу автора

взял..."
Некоторое время они лежали молча, прислушиваясь к звону ночных
кузнечиков. Полы палатки были приподняты, и над головами видны были звезды.
Где-то сверкали зарницы.
- Эх, Сенька, Сенька... - тихо сказал Николай. - Жаль, что не в одной
части мы с тобой. Взял бы я тебя к себе. Хороший бы разведчик из тебя
получился. Раз охотник - значит, и разведчик. Помкомвзводом бы назначил.
- Я карту не умею читать, - сказал Сенька.
- Научился бы. - Николай, помолчав, вздохнул. - А завтра меня
эвакуируют. Это уже точно. Доктор сказал. В тыл повезут. Ты воевать будешь,
а я месяца четыре бока отлеживать где-нибудь в Челябинске, - и опять
помолчал. - А до чего не хочется, Сенька, если бы ты знал...
Сенька ничего не ответил.
Больше всего в жизни ему хотелось сейчас быть у Николая помкомвзводом.
Ох, как бы он у него работал... И обязательно бы сделал что-нибудь очень
геройское. Так, чтоб все о нем заговорили. И орден бы ему дали. И чтоб
обязательно геройский этот поступок на глазах у Николая был сделан. Или нет,
наоборот. Он придет потом, после геройского поступка к Николаю, а на груди -
орден. Все равно какой - Красная Звезда или Красное Знамя, - Красное Знамя,
конечно, лучше. И Николай спросит его: "За что орден получил, Сенька?" А он
небрежно так, закуривая, скажет: "За что дают, за то и получил". И сколько
бы Николай ни допытывался, ни за что бы не сказал...
На следующий день Николая тоже не эвакуировали. Где-то разбомбили мост,
и машины стали ходить вкруговую. К тому же одна поломалась, и работали
теперь только две.
Целый день шел дождь. Палатка была дырявая - посечена осколками, - и
дождь тоненькими струйками, точно душ, орошал бойцов. Но никто не ворчал -
уж больно жара надоела.
- Да и ребята на передовой отдохнут малость, - смеялись раненые, -
меньше будут головы кверху задирать.
Сенька достал в соседней палатке потрепанную, без начала и конца
книжечку - пьесу Гоголя "Женитьба" - и, водя пальцами по строчкам, читал
вслух. И хотя читал он медленно, запинаясь - мешали какие-то незнакомые
буквы, - всем очень нравилось, и смеялись дружно и весело.
Как раз когда Сенька дошел до того места, где Подколесин в окно
выскочил, в палатку вошел красноармеец.
- Тебе чего? - строго спросил Сенька, не отрывая пальца от книги, чтоб
не потерять места. - Видишь, заняты люди.
Красноармеец равнодушно посмотрел на Сеньку, прислонил винтовку к
подпиравшему палатку шесту и стал искать что-то в кармане.
- Ну, долго искать будешь?
Красноармеец нашел наконец нужную бумажку и таким же равнодушным, как и
глаза его, голосом сказал:
- Самострельщики тут которые? На двор выходи. Следователь вызывает...
У Сеньки запрыгали буквы перед глазами. Он даже не расслышал, как
произнесли его фамилию. Он встал и, ни на кого не глядя, вышел из палатки.
Потом он стоял перед каким-то лейтенантом с усиками. Лейтенант что-то
спрашивал. Сенька отвечал. Потом лейтенант велел ему сесть. Он сел и стал
вырывать из бинта белые ниточки одну за другой. Голос у лейтенанта был тихий
и спокойный, но говорил он очень по-городскому, и Сенька не все понимал.