"Виктор Некрасов. Маленькая печальная повесть" - читать интересную книгу автора

Они были разными и в то же время очень похожими друг на друга. Каждый
чем-то выделялся. Золотоволосый кудрявый Сашка покорял всех девчонок с
четырнадцати лет - не только вихрями своего танца, белозубой улыбкой,
томным взглядом и вдруг вспыхивавшими глазами, но и всей своей ладностью,
изяществом, умением быть обворожительным. Недруги считали его
самонадеянным, самовлюбленным павлином - но где вы видали красивого
двадцатилетнего юнца с развитым чувством самокритики? - он действительно,
развалясь в трусах в кресле, принимал грациозные позы и поглаживал свои
ноги, очень обижаясь, когда ему говорили, что они могли бы быть и
подлиннее. Ему иной раз становилось скучно, когда разговор о ком-то
затягивался дольше, чем человек этот, на его взгляд, заслуживал, о себе же
мог слушать, отнюдь не скучая. Но, если надо, был тут как тут. Когда Роман
как-то свалился в тяжелейшем гриппе, Сашка обслуживал его и варил манные
каши, как родная мать. Короче, он был одним из тех, о ком принято говорить
"отдал бы последнюю рубаху", хотя рубахи любил и носил только от
Сен-Лорена или Кардена.
Ашот красотой и дивным сложением не отличался - он был невысок,
длиннорук, излишне широкоплеч, - но, когда начинал с увлечением что-то
рассказывать, попыхивая своей трубочкой, или изображать, врожденная
артистичность, пластика делали его вдруг красивым. Речь его, а поговорить
он любил, состояла из ловкого сочетания слов и жестов, и, глядя на него,
слушая его, не хотелось перебивать, как не перебивают арию в хорошем
исполнении. Но он умел, кроме того, и слушать, что обыкновенно не
свойственно златоустам. К тому же никто не мог сравняться с ним как с
выдумщиком, заводилой всех капустников, автором колких эпиграмм, забавных,
безжалостных карикатур, оживлявших обычную унылость стенгазет. И, наконец,
он и никто другой был родоначальником всех далеко идущих и далеко не
всегда выполнимых планов. Рубашку тоже мог отдать, хотя его советского
производства ковбойки ни в какое сравнение не шли с Сашкиными.
Роман греческим эфебом тоже не был. Полурусских, полуеврейских кровей,
он был горбонос, лопоух, ростом даже чуть пониже Ашота. Язвителен и остер
на язык. Нет, он не был хохмачом, но остроты его, роняемые как бы
невзначай, без нажима, могли сразить наповал. Чью-нибудь затянувшуюся
тираду он мог пресечь двумя-тремя ловко вставленными словами. И его
поэтому малость побаивались. На экране он был смешон, часто и трагичен. В
нем было нечто чаплинское, мирно сосуществовавшее с Бестером Китоном и
всеми забытым Максом Линдером. Мечтой же его был, как ни странно, не
Гамлет, не Сирано, не так же всеми забытый стринберговский Эрик XIV,
которого когда-то блестяще играл Михаил Чехов, а полубезумный Минута из
"Мистерий" Гамсуна. Но кому, даже Висконти или Феллини, придет в голову
экранизировать этот роман? "А я этой ролью вошел бы в энциклопедию,
ручаюсь".
Насчет рубахи не совсем ясно, так как ходил всегда в свитерах, а что
было под ними, неизвестно. Но свитеров было много, потому и расставаться
не жалко.
Вот так они и жили. С утра до вечера репетиции, спектакли, съемки,
концерты, а потом встречались и облегчали души, о чем-то споря и слушая
битлсов, которых боготворили. Вот это да! Безвестные ливерпульские ребята,
а покорили весь мир. Даже английскую королеву, которая вручила им по
Ордену Подвязки или чего-то там другого. Молодцы! Настоящее искусство.