"Виктор Некрасов. Маленькая печальная повесть" - читать интересную книгу автора

такая заповедь - жену, коня и трубку не уступают никому. И только с Сашкой
Ашот изменял этой заповеди. Ближайшему другу разрешалось.
Сашка прикурил, затянулся несколько раз.
- Видишь ли, Ашотик мой дорогой.
Ашот уже по этому "видишь ли" понял, что весь его заряд прошел мимо, не
задев Сашку. Нет, может быть, и задев - кто не хочет быть Нижинским,
особенно когда говорят, что он именно ты, - но в том, что говорил Сашка,
было столько рационального, трезвого, взвешенного и так мало огня и
задора, которые так отличали Сашку от всех других.
- Сашка, ты ли это? - не удержался он.
- Я... Нет, не я, Ашотик, Америка! Ты ее не знаешь, она прекрасна и
ужасна, поверь мне. Миллионеров пруд пруди? Верно. И балетоманы среди них
есть. Но Дягилевых нет. Нет у них ни Мамонтовых, ни Морозовых, есть
дельцы. И от балета тоже. Да на кой хрен ему твоя "Шинель", которую он
никогда и не читал, Гоголя с Гегелем путает, когда его устраивают мои
антраша в любом проверенном дерьме. И на это он дает деньги и находит
режиссера, сколачивает труппу, а на то, буду ли я танцевать Фавна или папу
римского, ему глубоко наплевать. Был бы я! А я еще котируюсь. Все же
как-никак Кировский, они считают его лучше Большого, и бежал, и
относительно молод, и морда не самая отвратная, и сердце пока не подводит,
верчусь, прыгаю, что еще надо? И не надо им никаких Дягилевых, Нижинских,
Павловых...
- Но нам-то они нужны, нам, русским!
- Аркадий, не говори красиво.
- Отдай тогда трубку.
И разговор увял. Какое-то время сидели молча. Потом встали, перешли
через мост, пошли вдоль набережной, в сторону Сен-Мишель. Потом уже Ашот с
недоумением и горечью спрашивал сам себя, почему не выпалил он Сашке -
Дягилев не Дягилев, но я-то рядом... Я друг, наставник, Песталоцци,
знающий каждую твою черточку, каждое движение, всего тебя с головы до
ног... Не выпалил. Почему? Постеснялся? Сашки? Бред. Но вот, поди ж ты,
промолчал. А тому в голову не пришло. Чепуха! Пришло! Не захотел. Влип.
Аме-ри-канизировался.
- А может, в отель ко мне зайдем? - спросил Сашка. - У меня еще бутылка
там есть.
- Неохота что-то... Пойдем лучше на вокзал, Гар-дю-Нор. Оттуда и
электричка. У тебя когда самолет?
- Надо ж вещи еще забрать. Самолет в восемь.
Пришлось зайти в отель, взять вещи - плащик и чемоданчик крокодиловой
кожи. ("Шикуешь, брат?" - "Шикую. Есть и другой, из кожи бегемота, а
фулиж...") Бутылка оказалась коньяком, ее-то они и раздавили у ног
Вольтера.



9

В этом есть, конечно, некоторое однообразие и отсутствие фантазии, но,
проводив Сашку в аэропорт, Ашот не пошел ни на работу (туда позвонил и
впервые в жизни сказал, что болен), ни домой, а продолжил прерванное турне