"Сиротливый запад" - читать интересную книгу автора (Макдонах Мартин)Картина седьмаяВАЛЕН. Вот так вот. КОУЛМЕН. М-да. Отец Уэлш покинул нас. ВАЛЕН. Веселенькое дело. КОУЛМЕН. Это точно. Особенно, когда в землю священника закапывают. ВАЛЕН. Целый пакет. Куда столько? КОУЛМЕН. А тебе что, жалко? ВАЛЕН. Да нет. КОУЛМЕН. На двоих же, быстро уговорим. ВАЛЕН. На двоих? КОУЛМЕН. Ну конечно. ВАЛЕН. Вот не ожидал. А слоеные-то ничего. КОУЛМЕН. Очень даже ничего. ВАЛЕН. Какие в католической церкви пирожки слоеные пекут. Кто бы мог подумать. Это у них получается лучше всего. А с мясом тоже неплохие. Хотя покупные скорей всего. КОУЛМЕН ВАЛЕН. Угощаю, угощаю. КОУЛМЕН. Благодарю. Вот и сами поминки устроили. Скромные, зато сами. ВАЛЕН. Что верно то верно. КОУЛМЕН. А помнишь, как в детстве мы натягивали над нашими кроватями одеяло. Настоящее укрытие получалось. И объедались хлебом с вареньем. ВАЛЕН. Это ты с Миком Даудом укрытие устраивал. А меня вы к себе не пускали. А стоило мне голову просунуть, ты «раз» меня ногой по голове. Как сейчас помню. КОУЛМЕН. Мик Дауд, говоришь? Память ни к черту. А я думал, что мы с тобой прятались. ВАЛЕН. Половину детства моя голова под твоими ногами оказывалась, почему-то. А помнишь, как на один мой день рождения, ты прижал меня к полу, уселся на меня и начал пускать на меня слюну, тягучую такую? И все пускал, пускал, пока все лицо ею не покрылось. КОУЛМЕН. Помню, еще как. Только это не нарочно получилось. Я все пытался ее проглотить, да все никак. ВАЛЕН. И это на мой день рождения. КОУЛМЕН ВАЛЕН. Прощаю. КОУЛМЕН. Хотя, как-то раз в детстве, ты ронял мне на голову камни, и довольно увесистые. Как раз, когда я спал. ВАЛЕН. Это в отместку. КОУЛМЕН. В отместку или нет, все равно кошмарное дело. На голову малышу падают камни, ужас. И потом, как можно было мстить через неделю после того, как тебя обидели. Мстить надо сразу, тут же. ВАЛЕН. Искренне прошу прощения за этот случай. До сих пор голова плохо работает, да, Коулмен? ВАЛЕН. Да, непростое это дело, прощения просить. Тут отец Уэлш был не так уж не прав. КОУЛМЕН. Надеюсь, он ада миновал. Сразу в царствие небесном очутился. ВАЛЕН. Я тоже на это надеюсь. КОУЛМЕН. Или в чистилище, в худшем случае. ВАЛЕН. Хотя, в аду он с Томом Хенлоном может пообщаться. По крайней мере. КОУЛМЕН. Все-таки знакомый. ВАЛЕН. Ну да. И этот парень из фильма «Смит и Джонс». КОУЛМЕН. Думаешь, он в аду? ВАЛЕН. Конечно. Сам отец Уэлш так сказал. КОУЛМЕН. Блондин. ВАЛЕН. Нет, другой. КОУЛМЕН. Тот второй тоже хорошим парнем был. ВАЛЕН. Лучше не бывает. КОУЛМЕН. Таким, как они, прямая дорога в ад. Я-то скорее всего, в рай попаду, хоть и продырявил голову бедному папочке. Если, конечно, буду постоянно на исповедь ходить. На то я и католик. Прострелил отцу голову и хоть бы что. ВАЛЕН. Я бы не сказал. КОУЛМЕН. Ну пусть это имеет значение, но самую малость. ВАЛЕН КОУЛМЕН. Да. ВАЛЕН. Бедняжка. А ее мамаша два раза с озера ее уводила. Еле-еле оттащила с того места, откуда отец Уэлш в воду бултыхнулся. КОУЛМЕН. Похоже, она отца Уэлша недолюбливала. ВАЛЕН. Похоже. (Берет в руки цепочку). Ни в какую не хотела цепочку забрать. Даже слышать о ней. Пусть рядом с письмом будет. Если ей лучше не станет – попадет в руки психиатров, и надолго. КОУЛМЕН. Время лечит. ВАЛЕН. Печальная история, правда? КОУЛМЕН. Еще какая. (После паузы. Передернув плечами). Что делать. А пирожки-то что надо. Кажется, я вхожу во вкус. Надо почаще на похороны ходить. ВАЛЕН. На свадьбах их тоже подают. КОУЛМЕН. Да ну? Кто тут у нас следующий под венец идет? Все думали, что Герлин. Девчонка-то – высший класс. Но после всей этой истории она теперь не скоро замуж выйдет. ВАЛЕН. А, может, я следующий? Чем не жених? Видел, как монашки на меня сегодня пялились? КОУЛМЕН. Да кто за тебя пойдет? Даже та безгубая из Норвегии нос отвернет. ВАЛЕН КОУЛМЕН ВАЛЕН. Ничего страшного, если не нарочно. КОУЛМЕН. Не нарочно, не нарочно. Хотя и ты меня обидел, когда насчет моей головы прошелся. А я даже и не заикнулся. ВАЛЕН. Извини, я был неправ. КОУЛМЕН. Мог и не извиняться, ладно уж. А я для тебя последний слоеный пирожок приберег. ВАЛЕН. Он твой, они мне что-то не очень. ВАЛЕН. А монашки сегодня были, глаз не оторвешь, правда? КОУЛМЕН. Хороши девчонки. ВАЛЕН. Они, наверное, отца Уэлша по колледжу знали. КОУЛМЕН. Я бы пообжимался с той, что наверху стояла, и с той что внизу. С удовольствием. Только не с толстухой, что сзади стояла. ВАЛЕН. Да, страшная, дальше некуда. И, похоже, сама об этом догадывается. КОУЛМЕН. Был бы там наш папаша, точно наорал бы на них. ВАЛЕН. И что он все время кричал на монашек? Как ты думаешь? КОУЛМЕН. Понятия не имею. Наверное, в детстве от них натерпелся. ВАЛЕН. Если б ты мозги ему не вышиб, сейчас бы и спросили. ВАЛЕН. Ладно, ладно, молчу. Скажу только одно, тихо и внятно: вина в смерти папаши лежит на тебе. В основном. КОУЛМЕН ВАЛЕН. А я сожалею о том, что вынужден подводить черту под твоей жизнью. И постараться пробудить в тебе совесть. Конечно, я бы мог отправить тебя в тюрьму, но не сделал этого. И не из жалости, а из боязни остаться в одиночестве. Я бы скучал по тебе. Еще в каких-нибудь грехах каяться будешь? Много их у тебя? КОУЛМЕН. Не сосчитать. ВАЛЕН. Прощаю. КОУЛМЕН ВАЛЕН. В этом-то и дело. Прости. КОУЛМЕН ВАЛЕН. Прощаю. КОУЛМЕН. Не велика потеря. Губы тонкие, как у призрака, а прическа – ну вылитая обезьяна. Причем рыжая. ВАЛЕН. Но ведь ты обещал. КОУЛМЕН. Обещал не обещал, какая теперь разница. Тут и каяться не в чем. Ладно, моя очередь. Играем дальше. ВАЛЕН. Дальше, это как? КОУЛМЕН ВАЛЕН. Еще как помню. КОУЛМЕН. Так вот, шарики украла не Лайем Хенлон, а я. Все до одного. ВАЛЕН. А зачем они тебе были? КОУЛМЕН. А зачем они тебе были? КОУЛМЕН. А я пошел на озеро в Гэлуэй и запускал ими в лебедей. Здорово было. ВАЛЕН. Оставил меня без игры. Без шариков – не то. А игра-то была общая. Так что плюнул ты в свой колодец. КОУЛМЕН. Знаю, знаю и прошу прощения. Теперь твоя очередь. ВАЛЕН. Интересные были комиксы. «Человек-паук» назывались. Здорово в них человек-паук с доктором-осьминогом сцепился. КОУЛМЕН. Виноват, прости. Твоя очередь. ВАЛЕН. Да ну тебя!.. КОУЛМЕН. А помнишь, как Пато Дули отделал тебя? Ему было всего двенадцать, а тебе уже двадцать. А за что, тебе и до сих пор невдомек. Я ему сказал, что ты обозвал его покойную мамашу волосатой проституткой. ВАЛЕН. Да не чем-нибудь, а зубилом! Чуть глаз не выбил! КОУЛМЕН. Наверное, Пато любил свою мать, не иначе. ВАЛЕН. Ну и звуки! КОУЛМЕН. Ну, что еще вспомнишь? ВАЛЕН. Пописал я один раз в кружку, из которой ты пиво пил. А самое смешное то, что ты и разницы не почувствовал. КОУЛМЕН ВАЛЕН. Семнадцать, точно. Помнишь, мы целый месяц в больнице с гландами провалялись? Да, в тот месяц. КОУЛМЕН. А я прикладываюсь к твоему самогону уже десять лет. Полбутылки выпиваю и доливаю воды. Так что вкуса настоящего самогона ты с восемнадцати лет не чувствуешь. А настоящий-то – это восемьдесят три градуса. ВАЛЕН КОУЛМЕН. Конечно, прости меня. ВАЛЕН КОУЛМЕН. Прошу, прошу! Прошу, черт меня побери! Ты что не расслышал?! ВАЛЕН. Вот и хорошо, хотя прозвучало не очень искренне. КОУЛМЕН. Да пошел ты, если ты… Ладно, молчу, молчу. ВАЛЕН. Совсем другое дело. КОУЛМЕН. Пусть будет твоя. ВАЛЕН. Спасибо. А помнишь, как один раз Элисон О' Хулиген вышла на спортплощадку с ручкой во рту, а на следующий день вы собирались с ней на танцы? Так толкнул ее локтем я, так, что ручка острым концом в гланды ей и вонзилась. А когда она вышла из больницы, то была уже помолвлена с врачом, который выдернул эту дурацкую ручку, а на тебя смотрел, как на пустое место. Помнишь? КОУЛМЕН. Еще как помню. ВАЛЕН. Это не был несчастный случай. Я все подстроил. Из ревности. Исключительно. Прости меня! Прости меня! КОУЛМЕН. Чтоб тебя! ВАЛЕН. Спокойно. КОУЛМЕН. Я же любил Элисон! Мы бы сейчас могли быть мужем и женой, если бы не эта гребаная ручка! ВАЛЕН. А то что она ее сосала, да еще с заостренного конца? Сама приключений искала! КОУЛМЕН. И нашла с твоей помощью! Она же могла умереть! ВАЛЕН. Прости меня. Ну, прости. А зачем пирожками бросаться. Они денег стоят. Нам нужно держать себя в руках, успокоиться. А ты раз, и сорвался. Из-за тебя душа отца Уэлша в ад попадет, и гореть ей там синим пламенем. КОУЛМЕН. Оставь его душу в покое. Чуть не угробил бедную девочку, а теперь «успокойся» да «успокойся». ВАЛЕН. Да сколько воды с тех пор утекло, и к тому же я попросил прощения. От всего сердца. КОУЛМЕН. Ничего подобного! Глаза у нее были – каких поискать! ВАЛЕН. Все равно какие-то чудные. КОУЛМЕН. Красивые карие глаза. ВАЛЕН. Ну ладно. КОУЛМЕН. Уделать тебя? ВАЛЕН. Именно. КОУЛМЕН. Лучше промолчу. ВАЛЕН. Похоже, успокоился. КОУЛМЕН. Спокоен, как никогда. А покаяться – хорошее дело. ВАЛЕН. Еще какое хорошее. Вот рассказал про ручку и буду теперь спать, как ангел. КОУЛМЕН. На душе легче стало? ВАЛЕН. Совсем легко. КОУЛМЕН. Буду. И еще как буду. ВАЛЕН. Серьезный проступок? Вроде истории с ручкой? Хотя, какая разница. КОУЛМЕН. Не такой серьезный, но все-таки. Помнишь, мы все думали, что именно Мартин Хенлон отхватил уши бедному Лэсси. ВАЛЕН КОУЛМЕН. Это был не Мартин. ВАЛЕН. Значит ты, больше некому. Лучше дела не придумал. КОУЛМЕН. Потащил я его к нашему ручью. В одной руке ножницы, в другой поводок. Выл он отчаянно, пока я свое дело делал. А потом он свалился замертво и ни единого звука не издал. Ни единого. ВАЛЕН. Да вранье это. Чистое вранье. Мы так не договаривались. Говорить надо только правду. А к истории с Лэсси ты никакого отношения не имеешь. Любого спроси. КОУЛМЕН ВАЛЕН. Именно. Что именно ты отхватил уши моему псу. И побыстрей. КОУЛМЕН. Побыстрей не получится. КОУЛМЕН. А вот твой фломастер. Можешь пометить буквой «М», как обычно. КОУЛМЕН ВАЛЕН КОУЛМЕН. Положи нож на место, ну. ВАЛЕН. Ну уж нет, сначала башку тебе отхвачу. КОУЛМЕН. У меня ружье. Ты что, слепой? ВАЛЕН. Мой бедный Лэсси. Мухи за всю жизнь не обидел. КОУЛМЕН. А ну перестань. ВАЛЕН. Ладно, твоя взяла… КОУЛМЕН. Вспомни о душе отца Уэлша. Отец Уэл… ВАЛЕН. Да ну ее в задницу! Отхватил уши моему псу, а теперь о душе заговорил! Да еще о чужой. КОУЛМЕН. Так это было год назад. Жить по-новому мы тогда и не собирались. ВАЛЕН. Прощайся с жизнью, выродок! КОУЛМЕН. И ты прощайся с жизнью тоже. Я не промахнусь. ВАЛЕН. А мне плевать, понял? КОУЛМЕН ВАЛЕН. Что еще? КОУЛМЕН. Посмотри на ружье. Видишь, куда я дуло направляю? ВАЛЕН КОУЛМЕН. Ни за что. Давай, режь меня. Но и от твоей плиты ничего не останется. ВАЛЕН. Да ты что? Я за нее триста фунтов выложил. КОУЛМЕН. То-то и оно. ВАЛЕН. Опусти ружье. Так нечестно. КОУЛМЕН. А ты нож, слюнтяй паршивый. ВАЛЕН. Целится в плиту – это не по-мужски. КОУЛМЕН. А мне без разницы. Убери нож, я сказал. ВАЛЕН. Ты… Ты… КОУЛМЕН. Ну кто? ВАЛЕН. Кто? КОУЛМЕН. Да. ВАЛЕН. Ты вообще не человек, вот кто ты. КОУЛМЕН. Убери нож, ты, плакса. И успокойся. Понял? ВАЛЕН КОУЛМЕН. Вот и отлично. КОУЛМЕН. Поднять нож. И на кого? На родного брата. В голове не укладывается. ВАЛЕН. А ты поднял нож на моего пса и ружье на родного отца. И не просто поднял. КОУЛМЕН. Просто невероятно. Поднять нож на меня. ВАЛЕН. Хватит причитать и опусти ружье, а то еще выстрелит невзначай. КОУЛМЕН. Невзначай? ВАЛЕН. Оно на предохранителе? КОУЛМЕН. Предохранитель, говоришь? ВАЛЕН. Да, да! Сто раз тебе повторять? КОУЛМЕН. Значит предохранитель, так-так… Нет, нет никакого предохранителя. Представляешь? И вот, что я тебе еще скажу… И не делай вид, что ты этого не заслужил. Ты прекрасно знаешь о чем я. ВАЛЕН КОУЛМЕН. Разнес вдребезги. Лично. ВАЛЕН. Разнес вдребезги плиту. КОУЛМЕН. Ружье – класс. Что хочешь разнесет. ВАЛЕН Нет в нем патронов! Нет! КОУЛМЕН. Может и нет. Может, я только вид сделал, что зарядил. Хочешь проверить? Валяй. ВАЛЕН. Еще как проверю. КОУЛМЕН. Ну, чего ты ждешь? ВАЛЕН. Пора кончать с тобой. КОУЛМЕН. Да перестань. ВАЛЕН КОУЛМЕН ВАЛЕН. Ну, теперь душа отца Уэлша точно в аду. После того, что мы сейчас натворили. КОУЛМЕН. А кто его просил, ради нас с тобой, свою душу закладывать? Мы – нет. И, вообще, священникам категорически запрещено делать какие либо ставки. За нас пять фунтов поставить, и то много будет. Ну, цапаемся мы иногда. И даже деремся. Ну и что? Хорошая драка – это вещь. Это же обратная сторона любви. Вот что такое драка. Что Уэлш в этом понимал? Он же был маменькиным сынком. Ты же сам подраться не прочь. ВАЛЕН. Люблю подраться, это верно. Но когда убивают моего пса и родного отца, это уж совсем другое дело. КОУЛМЕН. Я прошу прощения за этот грех. Искренне прошу. И письмо отца Уэлша здесь совершенно не причем. От всей души я это делаю. То же самое относится и к плите, и к твоим святым. Посмотри, что от них осталось. В этом весь мой характер. Вспыльчивый и неукротимый. Но ведь я за все прощения попросил. ВАЛЕН. Ты неисправим. КОУЛМЕН. Да. ВАЛЕН КОУЛМЕН. Возможно, возможно. ВАЛЕН. А парень он был неплохой. КОУЛМЕН. Согласен. ВАЛЕН. Не высокого полета, но неплохой. КОУЛМЕН. Верно. ВАЛЕН. Что-то среднее. КОУЛМЕН ВАЛЕН. Составлю. Ты иди. Я сейчас. КОУЛМЕН. Когда вернемся, я помогу тебе прибраться. А кое-какие может и склеить удастся. У тебя клей «момент» еще остался? ВАЛЕН. Остался, только колпачок куда-то подевался. КОУЛМЕН. А-а, вечная история с этим клеем. ВАЛЕН. А фигурки святых в страховке указаны. Как и плита. КОУЛМЕН. Ого… ВАЛЕН КОУЛМЕН. Помнишь, пару недель назад, ты меня спрашивал, снимал ли я деньги со страховки? И я сказал, что нет. ВАЛЕН. Очень хорошо помню. КОУЛМЕН ВАЛЕН. А ведь мог выстрелить в меня, гнус. В своего родного брата! Как в родного отца! Как в мою плиту! Нытик ты несчастный. Вот кто ты, отец Уэлш. Так и буду я с твоей душой разбираться до самого гроба? Не мог еще кого-нибудь найти? Напиваться не буду. Это я тебе точно говорю, отец Уэлш Уалш Уэлш. |
||
|