"Николай Алексеевич Некрасов. Петербургские углы " - читать интересную книгу автора

да еще целовальники бы в долг без отдачи верили.
- - Ну а барин-от?
- - Барин, что барин? Оброк отдал, да я и знать-то его не хочу... а и
не отдал, бог с ним... Побьет, побьет, да на воз навьет... Десять тысяч!
Горячо хватил - десять тысяч, Нечего попусту бобы разводить... четвертачок
бы теперь-и то знатно... ух! как бы знатно! На полштофчика, разогнать
грусть-тоску...
- - Ку...а...а...а... Господи, пом...ми...луй... купи.
- - Купи? Да где куплево-то? В одном кармане пусто, в другом нет
ничего... Есть, правда, полтинничек... один, словно сиротинка, прижался, да
ведь, знаешь сам, голова, надо и на харчи. С голоду умереть неохота. Иное
дело, кабы место найти... А то вот и сегодня у пятерых попусту был... ну уж
только и господа, с самого с испода! Один вышел худенькой, тощенькой... и на
говядину не годится; в комнате три стула стоит, халатишко дыра на дыре... "У
меня, милейший мой,- говорит,- главное дело, чтоб человек честен был,
аккуратен, учлив, не пил бы, не воровал..." - "Зачем,- говорю,- воровать...
хорошее ли дело воровать, сударь? дай господи своего не обозрить, кто чужому
не рад. А много ли,- говорю,- жалованья изволите положить?" - "Пятнадцать
рублев",- говорит. Меня инда злость пробрала... пятнадцать рублев! "Тэк-с",-
говорю... (А туда же, "не пей, не воруй"... да что у тебя украсть-то, голь
саратовская?) Шапку в охапку: "Много довольны... мы не из таких, чтобы
грабить нагих"... поклон да и вон... К другому пришел... толстый, рожа
лопнуть хочет, красная... "Мне самому,- говорит,- почитай что и человека не
нужно... поутру фрак да водки подать, приду из должности - к кухмистеру
сбегать, халат да водки подать, спать стану ложиться - сапоги снять да водки
подать - вот и все. Да вот,- говорит,- у меня, видишь?" - и показывает черта
такого... человек не человек, черт не черт... глаза пялит, облизывается. "Я,
братец, вот посмотри",- говорит,- и ну по комнате с пугалом прыгать, а оно
ему на плечо... рожи строит, кукиш показывает... "Так уж любит меня,-
говорит,- Будешь за ней хорошо ходить, будет и тебе хорошо; а захворает,
убьется как-нибудь... и жалованья тебе ни гроша, да еще,- говорит,- и того:
у меня частный знакомый и надзиратели приятели есть".- "Покорнейше
благодарим,- говорю,- много довольны... за господами за всякими хаживал, а
за чертями, нечего сказать, не случалось".- "Это, братец, не черт,-
говорит,- аблизияна". Кирьяныч страшно зевнул.
- - Эх ты, ежовая голова! Спишь, а деньги есть... Далась тебе
даровщинка. Развязывай мошну-то. На том свете в лазарете сочтемся.
- - Толкуй,- сказал Кирьяныч и, докончив фразу, как следовало,
присовокупил со вздохом:- Согрешили мы, грешные; прогневили господа бога...
совсем дело дрянь! На табак гроша нет... даве на щах останную гривну в
харчевне проел... совсем в носу завалило...
- - Табачку-свету нигде нету! - сказал дворовый человек горестно. И
потом, после некоторого молчания, прибавил:- А и то сказать, какие у нашего
брата деньги. Известно наше богатство: кошля не на что сшить - по миру
ходить. Иное дело у барина.
Мне показалось, что камушек был закинут в мой огород, и догадка моя
оправдалась: дворовый человек нечувствительно перешел к тому счастливому
дню, когда он, полный надеждами, прибыл из деревни и до приискания места
занял угол в подвале. День тот был в полной мере торжественный: на новоселье
было выпито семь штофов.