"Николай Алексеевич Некрасов. Петербургские углы " - читать интересную книгу автора

способного к делу, старалось кроткими мерами обуздать возникавшую страсть.
Но страсти могущественнее даже начальства, как бы оно ни было благородно и
снисходительно. Заметили, что с некоторого времени при появлении зеленого
господина а классе распространялся запах, который мог подать вредные примеры
ученикам. Наконец, к довершению бед, зеленый господин пришел однажды в класс
не только без задних ног, но и без галстука, и, вместо того чтоб поклониться
главному лицу училища, которое вошло в класс и село на краю одной из
скамеек, занимаемых учениками, обратился к нему с вопросом: "А какие глаголы
принимают родительный падеж?.. А, не знаешь? А вот я тебя на колени!"
Его отставили, и место его отдали молодому человеку, который в полной
мере оправдал честь, ему оказанную: не пропускал классов, был почтителен к
старшим и, женившись вскоре на сестре главного лица, совершенно отказался от
треволнений, неразлучных с холостою жизнию. Зеленого господина отставили, но
по ходатайству одного доброго человека и в уважение прежних заслуг дали ему
небольшой пенсион. Остальное понятно: бездействие скоро усилило в нем
страсть к вину, и нечувствительно дошел он до того положения, в котором мы с
ним познакомились. Интересна жизнь, которую вел он в подвале. Еще за
несколько дней до первого числа каждого месяца; хозяйка неотступно следовала
за ним и так приноравливала, что накануне первого числа он всегда напивался
дома. Поутру она отправлялась с ним за "получкой", вычитала следующие ей
деньги, а с остальными зеленый господин уходил бог знает куда и пропадал на
несколько дней. Возвращался пьяный, нередко избитый, в грязи и без гроша. В
остальные дни месяца он почти ежедневно обходил прежних своих товарищей по
службе, учеников, которые теперь уже были взрослые люди, наконец, всех, кого
знал в лучшую пору жизни,- везде давали ему по рюмке вина, инде и по две;
где же не давали, оттуда уходил он с проклятиями и долго потом, лежа на
своих нарах, сердито толковал сам с собою о неблагодарности. Что ж касается
до стихов, то очень немудрено, что зеленый господин и действительно писал
стихи: в русском государстве все пишут или писали стихи и писать их никому
нет запрета. Впрочем, последний пункт своего рассказа зеленый господин не
замедлил подтвердить доказательствами. Он вытащил из-за сапога две тощенькие
лоснящиеся брошюры в 12-ю долю листа, уставил их перед глазами дворового
человека и, поводя указательным пальцем со строки на строну заглавной
страницы, говорил торжественно:
- - Видишь, видишь, видишь... а?.. видишь ли?
Но дворовый человек с негодованием оттолкнул брошюры и возразил с
жаром, доказывавшим, что в нем говорит убеждение:
- - Ты мне этим не тычь! Что ты мне этим тычешь! Я, брат, не дворянин:
грамоте но умею. Какая грамота нашему брату? Грамоту будешь знать - дело
свое позабудешь... А вот ты мне награждение-то покажи! Что, небось потерял
али подарил кому?.. Ты ведь добрейший... Сам не съешь, да другому отдашь.
Знаю я... кто намедни у меня ситник-от съел?
- - Продал, так и нет,- отвечал зеленый господин с меланхолической
грустью.- Где нюхать нашему брату на золотой табакерки, на пальцах
самоцветные камни иметь!
Он махнул рукою и отравил последнюю струю чистого воздуха
продолжительным вздохом.
Между тем я взглянул на брошюры. Одна из них была на всерадостный день
тезоименитства какого-то важного лица тех времен, другая на бракосочетание
того же лица. Обе были написаны высокопарными стихами и заключали в себе