"1661" - читать интересную книгу автора (Жего Ив, Лепе Дени)

42 Дом Франсуа д'Орбэ — пятница 11 марта, одиннадцать часов вечера

Франсуа д'Орбэ стоял у окна своего просторного кабинета, заложив за спину длинные жилистые руки, и смотрел, как снаружи по брусчатке барабанили крупные капли дождя. Стекавшие по стеклу водяные струи мешали ему разглядеть пустынный двор особняка, освещенный лишь парой ветрозащитных фонарей по обе стороны портала. Гость его запаздывал, но ожидание, как ни странно, не тревожило архитектора. Он вздохнул, отошел на середину комнаты и увидел в висевшем на стене зеркале собственное отражение. Лицо осунулось, черты огрубели. Франсуа д'Орбэ подошел ближе к зеркалу. «Неужели годы берут свое?» — с легкой грустью подумал он. Царившая в доме тишина, нарушаемая лишь дробным стуком дождя по крыше и окнам, успокаивала. Выйдя из комнаты, он прошел через гостиную и прихожую и в темноте направился в детскую — ощупью, слегка касаясь рукой стены. Отзвуки шагов по плиточному полу потревожили гувернантку — она приподнялась в кровати, стоявшей в передней. Махнув ладонью в знак того, чтобы она не вставала, д'Орбэ, не задерживаясь, прошел к двери в комнату, где спали маленький мальчик и маленькая девочка. Бледные лучи света, пробивавшиеся сквозь решетчатые ставни на окнах в сад, помогли ему оглядеться. Он остановился у изголовий двух кроваток, опустился на колени и подтянул детям одеяла до подбородка.

«Сколько раз, — подумал Франсуа д'Орбэ, — я стоял вот так и смотрел, как они спят»? Один раз — в Риме, другой — в Лондоне… Постоянно в разъездах, годы летели очень быстро, а груз на плечах становился все тяжелее. Ему приходилось все время от кого-то бежать и быть всегда настороже, опасаясь измены и воображая самое худшее. Господи, до чего ненасытна эта страсть! Сколько раз за последние десять лет ему удалось избежать темницы или смерти? Сколько раз он безрассудно рисковал, но так никогда и не открылся близким; даже жена не знала, куда уносили его мысли, когда он часы напролет пребывал в молчаливой задумчивости. «И все-таки мне повезло», — подумал он и на мгновение зажмурился, стараясь прогнать близкие образы, о которых вспомнил. Дети спали крепко. Франсуа д'Орбэ бережно приподнял вялую ручонку сына, осторожно взял деревянную лошадку, в обнимку с которой мальчик заснул, и положил игрушку рядом с кроваткой; потом убрал пряди волос со лба дочурки и с сожалением встал. Голос лакея отвлек его от созерцания. Остановившись в двери, слуга шепотом окликнул:

— Сударь! Сударь! Прибыл ваш гость.

Архитектор вздохнул и последовал за слугой. На пороге оглянулся, бросил на детей долгий взгляд и закрыл за собой дверь, стараясь, чтобы она ненароком не скрипнула.

Джакомо дель Сарто сидел у камина, поднеся руки к огню. На его лице играли отсветы пламени, подчеркивая бледный оттенок кожи. Его черный плащ, с которого вода капала на терракотовые плитки пола, висел рядом на стуле. Когда вошел д'Орбэ, он с досадой сказал:

— Не успел выйти из экипажа, как промок до нитки.

Дель Сарто поднялся и горячо обнял хозяина дома. Оба сели и стали молча ждать, когда лакей оставит их наедине.

— Итак, — продолжал гость, после того как за слугой закрылась дверь, — что происходит? Я выехал из Рима, как только получил твое письмо. Не думал увидеться с тобой так скоро после нашей последней встречи. Ты основательно меня напугал. Сам знаешь, я не люблю срочных дел.

Д'Орбэ вздохнул и принялся мешать угли.

— У меня не было другого выхода. Мне нужен твой совет, а времени собирать братьев не осталось. Да и не думаю, что сейчас это было бы благоразумно.

Нахмурившись, Джакомо наклонился вперед.

— Неужели все так серьезно?

— Увы, да. Последние дни творится что-то странное. В дело вмешались разные могущественные силы, которые стараются подавить друг друга… Но прежде знай: нашлись потерянные бумаги.

Гость, так и подскочив в кресле, вскричал:

— Что?.. Где?..

— Странная история. Кажется, наши опасения, притом самые серьезные за последние годы, оправдываются: бумаги, которые брат наш Андре, как ты знаешь, был вынужден бросить при побеге, попали в лапы Мазарини. К нашему счастью, прочесть их он не смог. Вскрыть код не удалось. Болезненная подозрительность Мазарини сыграла нам на руку, ведь он боялся только одного: поверить тайну кому бы то ни было — вдруг другие открыли бы ее раньше него… Словом, пес издох, так ничего и не узнав…

— Но бумаги, — прервал его дель Сарто, — как они выскользнули из когтей Мазарини, и у кого они теперь?

— Сейчас расскажу. Довольно забавная вышла с ними история. Какие-то сектанты решили поджечь дворец Мазарини и под прикрытием пожара что-то выкрали. Не скажу точно, на что они положили глаз, но знаю — они ненароком прихватили и наши бумаги, а потом потеряли, когда уносили ноги. Нашел бумаги один паренек, случай свел его с Фуке, и Никола взял его под свое крыло… Паренька я узнал сразу, как только увидел, хотя сначала даже не знал, как его зовут: он оказался вылитый отец.

Джакомо, похоже, история заинтересовала — он сел глубже в кресло и сложил ладони.

— Значит, и ты догадался, — продолжал д'Орбэ, поднимаясь. — Конечно, это сын Андре, Габриель де Понбриан, к нему и попали наши бумаги. Странная ирония судьбы, ты не находишь? Пятнадцать лет назад отец чудом спасся от смерти и потерял документы. Пятнадцать лет мы дрожали от страха, не зная, куда они подевались, и единственной гарантией нашей безопасности был оберегавший их код. И вдруг провидение или что там еще — как хочешь, так и назови, — словно забавы ради толкает второго Понбриана в этот гадючник, причем в то самое время, когда мы уже почти у цели…

— Можно изъять у него бумаги, ничего ему не говоря?

— Боюсь, это не так-то просто. По словам Баррэма, — а он оказался, как всегда, не в меру разговорчив, но, слава Богу, хоть догадался меня предупредить, — к нему вдруг нагрянул этот паренек, невинный, точно ангел, и попросил расшифровать бумаги, на которых была не зашифрована только подпись. Наш малый понял, что это единственная ниточка, способная вывести его на родного отца. Конечно, я мог заставить его молчать, — мрачным тоном проговорил д'Орбэ, — такая мысль, признаться, приходила мне в голову. Но у меня не было права. Вот почему я решил посоветоваться с тобой.

— А Никола? Нельзя упускать из виду главного. Он-то что говорит?

Д'Орбэ покачал головой.

— Я беседовал с ним. Это вторая причина, по которой я тебя вызвал. Судя по последним сведениям, после смерти Мазарини молодой король решил оставить свои забавы и взять бразды правления. Он больше не желает иметь при себе первого министра. Для наших планов это не очень хорошо. Лучше бы король оставался ручным, на что мы и рассчитывали во время последней нашей встречи в Риме, — так было бы куда проще. Но, сказать по чести, я думаю, в свете этих событий нам стоит поспешить. Я уже распорядился, чтобы с работами в Во не затягивали. На то есть все основания. Чем дольше мы будем ждать, тем труднее нам придется с королем. Действуя быстро, мы, напротив, воспользуемся отсрочкой — пока слова короля не перешли в дела. И тогда все получится, благо появилась надежда, что через молодого Понбриана мы снова заполучим ключ к Тайне и сможем прочесть свитки, которые скоро доставят из Рима. А с таким козырем на руках Никола сумеет убедить короля, непременно сумеет.

Франсуа д'Орбэ сел напротив ночного гостя, посмотрел ему прямо в глаза и прибавил:

— Думаю, действовать нужно этим летом, не позже, как только получим свитки и ключ, чтобы их прочесть. Впрочем, без риска не обойтись. А ты как считаешь?

— Тебе судить, Франсуа, — мягко ответил Джакомо. — Но сначала постарайся добыть формулу. И для этого, — добавил он, — тебе, думаю, придется отправиться в Лондон. Все остальное обсуди с Никола — разрешаю.

У Д'Орбэ отлегло от сердца.

— Я ждал, что ты так скажешь. И если совсем начистоту, почтовые лошади уже заложены до самого Кале. Так что я отправлюсь немедленно. Хоть это и против правил безопасности, но игра стоит свеч.

Великий хранитель Тайны кивнул и едва заметно улыбнулся. Взяв д'Орбэ за обе руки, он крепко их пожал, встал и потянулся за плащом.

— Я пробуду здесь еще пару дней. Прения в Сорбонне и частная консультация. Так что мое появление в Париже никого не удивит.

Через шесть часов, не успели первые проблески зари осветить каменный двор, еще не обсохший после пролившегося накануне дождя, Франсуа д'Орбэ спустился по лестнице в полном дорожном облачении. Миновав переднюю, он подумал о крошках, спавших за дверью, и прибавил шагу.