"1661" - читать интересную книгу автора (Жего Ив, Лепе Дени)

41 Мэнси — пятница 11 марта, пополудни

Выдающийся художник Шарль Лебрен,[35] отвечавший за убранство замка Во-ле-Виконт, уже с полчаса мужественно терпел холод, стоя у ворот старинного монастыря Карм-де-Мелен.

Наконец со стороны Во-ле-Виконт, расположенного по соседству, появился экипаж, запряженный четверкой лошадей; он остановился возле здания, которое Никола Фуке выкупил в 1658 году у монахинь ордена кармелиток. Из экипажа вышел суперинтендант финансов, а следом за ним — Жан де Лафонтен и Габриель.

— Ну что, любезный Лебрен, как продвигаются наши дела? — осведомился Фуке, взяв художника под руку, чтобы остановить его долгий почтительный поклон.

— Прекрасно, монсеньор, наши ткачи каждый день творят чудеса. Во будет убран так, как вы того желали. К тому же у меня еще одна приятная новость. Производство наше идет своим чередом, так что смею вас заверить уже сегодня: в сроки мы вполне уложимся. Но кое-что хотелось бы показать вам прямо сейчас.

— Господин де Лафонтен, с которым вы знакомы, и этот молодой человек, он со мной, тоже мечтают побывать в вашем «улье». Откройте ваши мастерские, Лебрен, покажите нам свои чудеса.

Они вошли во внутренний двор монастыря, Габриель поразился царившему здесь оживлению и размеренной, четко отлаженной работе, сразу бросавшейся в глаза. Производство было поделено на мастерские и склады. «И впрямь настоящий улей!» — подумал юноша. В одном конце двора под навесом громоздились тюки грубой шерсти, завезенной из овцеводческих ферм королевства, поставлявших сырье высочайшего качества.

— На полную обработку шерсти нужно три дня и семь операций, — объяснял Лебрен. — К вашему сведению, монсеньор, из одного фунта[36] хорошо обработанной шерсти получается три тысячи футов[37] пряжи двойной крутки. Эта волшебная нить превращается в умелых руках наших мастеров в ткань, составляющую плоть и кровь гобеленов.

— Снабжение идет без перебоев? — осведомился Фуке.

— Поначалу, монсеньор, качество шерсти оставляло желать лучшего и тюки приходилось возвращать обратно на фермы. Но теперь, должен заметить, благодаря вашим угодьям на Бель-Иле поставки идут бесперебойно. Ваши фермеры стараются выбирать самые тучные пастбища, — ответил Лебрен.

После красильни гости направились в картонажные мастерские. Там гобелены расписывали путем зеркального наложения рисунка на ткань — размер в размер. Лебрен очень гордился голландскими умельцами, которых он нанял по случаю, о чем ничуть не жалел: они мастерски копировали его живописные полотна, точно перенося их на ткань.

— Взгляните, монсеньор, — с гордостью сказал художник, показав на огромный картон, разложенный на широком столе. — Это портьера, ее эскизы я вам демонстрировал.

Фуке склонился над этим чудесным творением рук человеческих.

— Я восхищен вашим талантом, сударь. А белка посреди картона просто очаровательна — действительно тонкая работа. С нетерпением буду ждать, когда ее перенесут на шелк и хлопок, — это будет подлинным украшением Во.

Габриель тоже был поражен. Три сотни мастеров, все как один, казалось, четко знали всю последовательность действий. Работа была отлажена до тонкостей, как в балете, особенно у ткачей, под чьими пальцами, с удивительной ловкостью переплетавшими нити на ткацких станках, возрождались творения знаменитого живописца. На складах-хранилищах Габриель с удовольствием и восхищением разглядывал и ощупывал сложенные в кипы готовые гобелены, ожидавшие отправки в Во. Здесь-то Лебрен, улучив минуту, и заговорил со своим покровителем о деле, которое представлялось ему довольно щекотливым.

— Монсеньор, вчера я велел передать отчет господину Кольберу по его требованию, но…

— О чем речь? — прервал его Фуке. — Какой еще отчет?

— Мне это тоже показалось странным, — продолжал управляющий, с облегчением почувствовав, что может говорить прямо. — Господин Кольбер потребовал у меня полный отчет о производимых работах. Я потратил два дня на то, чтобы составить подробную, точную опись наших запасов, список мастеров с подмастерьями, кому какое жалованье положено и сколько у нас станков. Я думал, вы все знаете.

— Ни сном ни духом! — вспылил Фуке. — Куда Кольбер сует свой нос? Я здесь хозяин и надеюсь им остаться. Вам не следовало выполнять его требование, не поставив меня в известность.

Габриель стоял неподалеку и ловил каждое слово их разговора. «Так-так, значит, Кольбер продолжает свои происки: сначала Мольера опорочил, теперь взялся за министра — ну и прохвост, сам черт ему не брат, орудует без зазрения совести», — с отвращением подумал он.

— Наши подозрения подтверждаются, — сказал Лафонтен. — Раньше он действовал от имени кардинала, но сегодня, после смерти его высокопреосвященства, вы просто не можете допустить подобных махинаций. Господин суперинтендант, — продолжал баснописец, отводя Фуке в дальний угол склада, — когда вы наконец поймете: этот коварный плут Кольбер делает все, чтобы вас погубить? Уверен, это он уговорил умирающего Мазарини намекнуть королю, чтобы тот упразднил ваше министерство, и с одной-единственной целью — отрезать вам путь к власти. Вы слишком добры, вернее, с вашего позволенья, слишком наивны. Необходимы ответные меры!

Фуке растерялся, услышав о дерзкой выходке Кольбера, посмевшего распоряжаться в его собственном доме. «Лафонтен прав», — решил Габриель, все так же тихо стоявший и сторонке. Взгляд его упал на рисунок, скопированный с герба Фуке. «Вот уж действительно белка набросилась на змею», — вздохнув, подумал он.

— Любезный Жан, конечно, вы правы, — после долгого раздумья сказал суперинтендант, взяв своего друга под руку и направляясь вместе с ним к Лебрену, оставшемуся стоять посреди помещения. — Я незамедлительно попрошу аудиенции у его величества и все улажу. И с королевой-матерью повидаюсь. Благо она, как вы знаете, чувствует ко мне расположение. К тому же надо оговорить с нею срок одного платежа, так что воспользуюсь этим предлогом, расскажу ей обо всем и попрошу совета.

Лебрен, все еще стыдясь за себя, дожидался суперинтенданта с некоторым беспокойством.

— Постарайтесь впредь допускать поменьше художеств в управлении производством, — с улыбкой сказал Фуке. — Я прощаю вас, поскольку под вашим водительством здесь рождаются настоящие чудеса. Вы нас действительно поразили, господин художник. И раз уж искусство составлять описи стало еще одной вашей музой, потрудитесь и для меня написать подробный отчет, такой же в точности, какой вы отправили Кольберу, да поскорее.

Довольный, что все обошлось, Лебрен поклонился.

— Ваших мастеровых как будто плохо кормят. А вы, видимо, требуете от них усердия. Так вот, в знак моей благодарности сделайте им с этой недели надбавку к жалованью — по десятой части от прежнего. Ты что, Габриель? — вдруг спросил он, обращаясь к юноше.

— Я… я только хотел узнать, где живут все эти мастеровые с художниками — для них отведен отдельный дом?

Лебрен насупился. Заметив жест, означавший, что Фуке с радостью обращает к нему этот вопрос, с покорным видом приготовился отвечать, не преминув, однако, бросить на Габриеля взгляд, полный укоризны.

— В общем… — начал он, — все силы мы отдаем производству… И закончить побочные работы поэтому не успели, но…

Фуке прервал его ледяным тоном.

— Да, совсем забыл. Спасибо, Габриель, что задал столь важный вопрос. Он мне о многом напомнил, и я рад. Но это вынуждает меня, господин управляющий, повторить мои распоряжения, что мне совсем не нравится, — с сожалением сказал он. — Я буду вам весьма признателен, если вы приведете в порядок обветшалый гостевой дом кармелиток и разместите там всех людей, — решительно прибавил суперинтендант. — Я больше не могу видеть, в каких условиях живут мастеровые, — хуже животных, и это всего лишь в нескольких лье от моего замка! Черт возьми, господин Лебрен, сколько раз можно повторять: я придаю далеко не последнее значение условиям, в которых живет каждый, кто мне служит!

Габриель устремил на суперинтенданта взгляд, полный восхищения.

— Я самолично за этим прослежу, монсеньор, — ответил Лебрен, понурив голову, — непременно прослежу.