"Евгений Наумов. Черная радуга" - читать интересную книгу автора

загривку, тот - головой в стенку. И - ни звука, торопится поскорее шмыгнуть
мимо, пока не добавили. Чисто инстинктивный рефлекс выработался. Или
ворвется вдруг мордоворот в курилку, оглядится налитыми кровью глазами,
схватит какого-нибудь идиота и погонит пинками в палату. За что про что -
Бог ведает.
Однажды Матвей стал свидетелем дикой расправы. С топотом и матом
мордоворот вогнал в туалет идиота в мокрых кальсонах, лупил его кулачищами
по выступающим ребрам, так что эхо по стенкам скакало. Потом велел другому
идиоту, "активисту", содрать с него кальсоны и стал поливать голого ледяной
водой из ведра:
- Обкакался, паскуда? Ты у меня обкакаешься, мать твою!
Он умудрялся и обливать идиота и пинать его тяжелыми ботинками по
синему дрожащему телу. Тот испуганно закрывал лицо руками, пригибал голову и
тоненько повизгивал как несмышленое дитя. Но дитя от такой жестокой науки
впредь не ходит под себя, а идиот какую науку извлечет? Ведь он даже не
понимает, за что сыплются на него жестокие удары из внешнего, нереального
мира, наполненного чудищами и видениями. Наверное, мордоворот и казался ему
таким чудищем; впрочем, Матвею он казался таким же - в нем было мало
человеческого.
Правда, и среди мордоворотов попадались люди. Запомнился один,
мальчик-картинка. Вьющиеся светлые волосы, лицо - хоть на киноафишу:
русское, доброе, с мягко очерченными губами, широкие плечи, тонкая талия
затянута в белый короткий халат. Идиотов он никогда не бил, - осторожно
прикасаясь коротенькой палочкой, сгонял их обедать или в палату спать.
Как-то, сидя под звездами в маленьком дворике и покуривая, Матвей
спросил его, зачем он пошел на такую работу.
- Я-я... оч-чень л-люблю людей, - слегка заикаясь (у него был дефект
речи), - ответил Виктор (его тоже звали Виктором). Матвей долго думал над
его словами.
Конечно, идиотам трудно было вызвать к себе сочувствие. В столовой они
сидели отдельно: длинный стол для алкашей и напротив длинный стол для
идиотов. Матвей старался садиться к нему спиной, потому что всякий аппетит,
даже волчий, пропадал! При виде этих перекошенных, бессмысленных лиц с
выпученными глазами, отвисшими челюстями, тупыми взглядами, шишками на лбу и
на шее, с шелушащейся кожей... Дантов ад наяву! Кое-кто сидел голышом: как
ни одевали их мордовороты, как ни лупили, через минуту они одежду с себя
стаскивали. Один такой голыш любил вдруг вскакивать на обеденный стол и
вышагивать между мисками. Его сбивали, сдергивали за ноги, жестоко лупили,
но, похоже, боли он не чувствовал.
Хотя алкашам и идиотам еду приносили в одних бачках, но дежурные делили
ее не по-братски. После того как снималась пенка для обслуживающего
персонала, из оставшегося лучшие куски и побольше перепадали алкашам,
поскольку они все-таки работали и окупали заведение, а идиотам - одни
остатки и ошметки. Мяса в супе или борще они никогда не видели, ни масла, ни
яиц, им не давали, только постную кашу, кусок хлеба и ячменную бурду вместо
кофе. Если на второе была подлива с мясом, то мясо доставалось алкашам, а
подлива идиотам. Поэтому они были вечно голодны, похожи на узников
Бухенвальда и с радостью набрасывались на любую жратву. Ели без ложек -
зачем им ложки? Запускали руки в миски, вылавливали картошку или капусту, а
потом выхлебывали содержимое, настороженно кося глазами.