"Евгений Наумов. Черная радуга" - читать интересную книгу автора Но если они обнаружат это, то приставят к нему дежурного
санитара-мордоворота. И он будет сидеть рядом всю ночь и стеречь каждое движение. Тогда последний козырь будет бит. Нужно ждать своего часа. Он лежал неподвижно, закрыв глаза и специально заострив все черты лица. Это он тоже умел. С виду живой жмурик. Они стояли рядом и тихо переговаривались. Кто-то заглянул - потянуло ветром, скрипнула дверь. - Что с ним? - спросил высокий испуганный голос. - Делириум тременс, - ответил один из матьее. - Белая горячка. Алкоголизм третьей степени. Дверь торопливо хлопнула. Вот что они придумали, сволочи! Выдать его за алкоголика. Да, это самое безопасное для них. И злободневное. Если сказать, что болен или при смерти, - тогда почему связан? А тут... Ни у одного гуманного человека не поднимется рука в его защиту. Где-то внизу у борта хлюпала вода. По некоторым неуловимым для обычного человека, но понятным для моряка признакам он определил: трехдечный теплоход.[2] Даже дизель-электроход класса УЛ - усиленно-ледовый. Значит, повезут его куда-нибудь на заснеженный остров или просто выбросят на льдину - поди-ка попляши. И все из-за того, что он перебежал дорогу. Решился выступить против Верховоды. Верховода ездил по селениям вечно пьяный, со свитой прихлебателей, таких же в дупель пьяных "заготовителей пушнины": трезвых он не терпел. Выступая перед народом, в своих пространных речах он призывал всех как один навострить лыжи, выйти на белую тропу и снять с каждого песца по две шкурки. Миллион - это звучало, впечатляло, с лозунгом долго носились, его всюду вывешивали, упоминали в докладах. Но на всем Крайнем Севере не наскреблось бы, наверно, и полмиллиона песцов, а еще их нужно было поймать да ободрать, а это не так просто, как представлялось пьяному Верховоде. Его почему-то никто не называл алкоголиком, не старался бороться с ним. Попробуй поборись - самого сразу повяжут. И надолго сунут в заведение, именуемое "нарко", или "дурдом". Как-то он пребывал в одном таком заведении. Правда, не связанный. Тогда это было предостережением, и он понял. Но исподволь собирал факты и фактики. В этом заведении вперемешку с нормальными людьми, такими, как он, находились идиоты, дебилы - для камуфляжа. Их называли "свернутые", "гонимые", "перекошенные". Они вечно блажили, орали на весь корпус, ходили с высунутыми толстыми языками. Под шумок хорошо беседовалось в туалете, который одновременно служил и курилкой. - Про все делишки матьее сдуру я послал в Главохоту телеграмму в три тысячи шестьсот пятьдесят шесть слов, - говорил, поблескивая черными глазами, Николай, похожий на турка. - На почте хай, мокрогубка принимать не хочет. Я к начальнику почты: обязаны! Он вякает: конечно, конечно, примем, только позвольте ваш паспорт, данные в телеграмму нужно вписать. Записали, приняли. Прихожу домой, а там уже караулит группа захвата, и все в белых халатах. Прямым ходом сюда... - Витя, а ты чего? Бульдозерист с прииска - поджарый, худой - поморщился: - Болит... там, где пистолет носят. Нашрапнелили химии, гады. |
|
|