"Евгений Наумов. Черная радуга" - читать интересную книгу автора

- А ты чего?
- Сели мне на хвост. Я девушку одну ищу - Лену.
- Есть тут... морда как печеное яблоко. Вон там в углу валяется. Не
она?
- Скорей всего, нет.
Матвей вгляделся. Публика как на вокзале - есть и оборванцы, есть и
прилично одетые. Один даже при галстуке, правда, засаленном. Вроде бы и
знакомые лица мелькали. Кожухи, ватники постланы на толстую трубу отопления.
Кто-то сидит на ящиках из-под водки. Из ящиков же сколочены
импровизированные столики, на одном забивают "козла", на другом некто в
кацавейке жарит на сковороде оленину - металлическая подставка, горит сухой
спирт. Запашок так себе, дышать можно. Впрочем, после "Быстрого" у Матвея
горело в ноздрях.
Более всего поражало то, что вокруг в изобилии стояла сивуха: водка,
портвейны, бормотуха. Даже болгарский сухач где-то в дыму блистал медалями.
- Притыкайтесь, - сказал Роман Эсхакович. - Пьем по-северному: наливай,
что видишь. А ты с "Быстрым" ко мне не лезь! - вызверился он на "турка". - У
меня голос.
Он повернулся и махнул руками:
- Продолжим!
Хор из четырех бичей грянул:

И тут среди бутылок,
В дыму от папирос
Сидел, чесал затылоки
И сам Исус Христос!

- Тарам-бум-бум, тарам-бум-бум, тара-бум-бум-бум, бум-бум-бум-бум! -
нечеловеческим голосом захрипел солист. Матвея шатнуло к стенке, по которой
слезилась вода.
Долго пороли похабщину пьяные бичи - своеобразную "Энеиду", сочиненную,
видимо, одним из подземных бардов, сплошь непечатную, в узорах замысловатой
матерщины.
Матвей такого никогда не слышал. Сначала ему было интересно, но потом
из дыма к нему протянулся стакан водки, он его высосал - после "Быстрого"
водка казалась томатным соком, приятно прокатилась по телу, - закусил
горячей жареной олениной с луком ("Откуда тут лук? Наверное, сухой..."), а
потом приткнулся в свободном месте на трубе, обтянутой стекловатой, -
настоящий матрац с подогревом, и его сморило. "Тут меня не найдут", -
подумал, засыпая.
Проснулся сразу, с тяжким всхлипом, будто из омута вынырнул.
Первая мысль была: "Пожар!" В глаза ярко било багровое пламя, качался
огонь.
- Вздынь! - он узнал неповторимый голос Романа Эсхаковича. - Ну тебя и
дотолкаться... Спишь как министр.
- Что? Горим? - от "Быстрого" и другой сивухи его била неудержимая,
такая знакомая дрожь. - Опохмелиться осталось?
- Будет тебе опохмелка... - Фонарь, на стекло которого был надвинут
почему-то красный светофильтр, качнулся вправо. - Слышишь, мусора ломятся?
Со стороны люка доносилось негромкое, но какое-то злое, напористое