"Лив Нансен-Хейер. Книга об отце (Ева и Фритьоф) " - читать интересную книгу автора

полной скорости по улице Карл-Юхансгате и увидел на тротуаре твою мать с
подругой. Я выпрыгнул из коляски, подбежал к ней и взял за руку.
"Двойняшки!" - крикнул я и по ехал дальше, прежде чем она успела перевести
дух".
Отец захохотал, вспоминая этот случай. "И что же ты потом
потребовал?" - спросила я невинно. "Всю девицу - и по лучил ее!"
Думаю, что не так-то легко было ее "получить". Ева Сарс была девушкой,
очень привыкшей к вниманию, красивой, талантливой и очень сдержанной, и ее
еще надо было завоевать. Тетя Малли рас сказывала мне, как отец "осаждал"
маму и не давал покоя ни ей, ни ее семье, пока не добился своего. Вероятно,
он ей понравился с первой встречи и она была не на шутку влюблена в него уже
тогда, когда он отправился в Гренландию, и дожидалась его возвращения
оттуда. Я поняла это из письма, которое отец написал Бьернстьерне Бьернсону
в августе 1889 года:

"Дорогой Бьернсон! Примите сердечную благодарность, мою и Евы, за
Вашу теле грамму. Ева спрашивает, помните ли Вы еще слова, которыми уте шали
ее, когда я был в Гренландии: "Вот увидите, Вы получите своего Нансена"?
Так оно и вышло, и, я думаю, Вы согласитесь со мной, что луч шей
награды я не мог бы придумать себе. Я чуть было не проци тировал Ваши слова
из стихотворения "Моя свита", но не стану".

Никогда еще Фритьоф не был так увлечен женщиной. Редко встретишь такое
сочетание врожденной жизнерадостности и глубо кой серьезности, юмора и
достоинства, доброты и царственного презрения к мелочным условностям. Она
была умна и уверена в себе, но в то же время трогательно наивна во многих
вопросах.
Вдобавок она была и хороша собой. Маленькая головка, боль шие живые
глаза с длинными ресницами, изящно очерченные брови, ясный и чистый профиль,
энергичный подбородок. Строй ная, гибкая фигура.
Главным, однако, была не внешняя красота, а красота и богат ство ее
внутреннего мира.
Только о ней он теперь и думал, не зная покоя ни днем, ни ночью. Если
нельзя было увидеться, он писал ей:

"Ева - что ты сделала со мной? Я и сам не пойму. Все, что раньше
привлекало меня - красота природы, море, работа, книги,- все теперь стало
неинтересным. Я смотрю на это, как бес смысленное существо, а мысли все
кружат вокруг одной-единственной - вокруг тебя".

Для Фритьофа, жизнь которого всегда была такой наполнен ной, это было
подлинным переворотом.
Он часто говорил: "Жизнь началась с Евы".
А сама Ева?
Она и в своем доме, и в мире искусства привыкла видеть зна чительных
людей, но этот человек не был похож ни на одного из тех, кого она встречала
раньше. Его независимый образ мыслей, его подвиги, его титанические
замыслы - все было сказкой!
То, что он не принимал на веру ходячих мнений, а сам хотел докапываться
до сути вещей, часто вразрез с общепринятым мне нием, было ново для нее. Она