"Лив Нансен-Хейер. Книга об отце (Ева и Фритьоф) " - читать интересную книгу автора

Одно только мне тогда в нем не нравилось - зачем он так вмешивался в
наше воспитание. Помню, как однажды в Серкье я ответила на его замечание по
поводу моих ужасных манер: "А мама считает, что в этом нет ничего страшного,
значит, так я и буду себя вести".
Доддо страшно покраснел, а мама не удержалась и рассмея лась. Но чаще я
вежливо выслушивала его благожелательные по учения. Став постарше, я
по-настоящему оценила и его "привередство", и сердечную доброту.
Если в гости приезжал Мольтке My, лес и горы словно ожи вали. Гуляя с
ним, я увидела и троллей, что живут на Окленут, и пляски хульдр на болотах.
В письме другу Мольтке так описал свой первый приезд в Серкье:

"В Серкье было замечательно - уголок, недосягаемый для внешнего
мира, высоко над долиной и людской суетой... Неудивительно, что Нан сенам
там нравится. Такой веселой и радостной я никогда еще не видал госпожу
Нансен - она загорела дочерна, и я даже сказал ей, что осенью в Германии ее,
пожалуй, примут за негритянскую знаменитость.
А дети! Для них ведь и так жизнь всегда прекрасна, но такой
прекрасной, как тут, и у них, пожалуй, еще не было. Лив, как и ее матушка,
тоже скоро будет негритянкой, у нее руки и шея темные, как старая карельская
береза, и она покрыта ссадинами и царапинами, так что мое сравнение очень
подходит. Весь день с раннего утра до вечера, который Лив встречает горькими
слезами, потому что ее укладывают и не дают больше играть, она то гостит на
сетере, то смотрит, как работает маляр, который еще не докрасил стены ком
наты, то кубарем скатывается с горки или с хворостиной провожает коров на
выгон, или часами возится с ягнятами и козами. Коре тоже души не чает в
ягнятах, хотя, может быть, больше любит коз с колокольчиками. Он
вперевалочку входит в самую середину стада и хватает их ручонками, но,
потеряв равновесие, опрокидывается и, лежа на земле, только закрывается от
коз толстыми ручонками, чтобы шерсть в глаза не летела, а козы перескакивают
через него, бывает и топчут - а он ни разу не пикнет, даже если наступят ему
прямо на живот.
"Гуль, гуль",- говорит он, как только коз приведут домой. Зато,
пожа луй, это единственное слово, которое я от него слышал, кроме еще слова
"му-му", когда он видит коров.
Мы с ним стали большими друзьями. По утрам он всегда прихо дит ко
мне, когда я моюсь, и с восхищением разглядывает мое воло сатое тело. Он
вразвалочку заходит то с одного боку, то с другого и все время таращит на
меня глазенки, серьезно, как поп. И пощипы вает волосы то на одной ноге, то
на другой, потом на руках. А по том он внимательно разглядывает свои руки,
нет ли и у него такого же чуда. Он определенно пошел в отца, прирожденный
исследователь, и к тому же не знает, что такое страх. Он теперь такой
толстяк, наверное, вдвое против прежнего, этакая кубышка перекатывается".

Однажды, несколько лет спустя, Мольтке приехал вместе с В. К. Бреггером
и Амундом Хелландом. Бреггер привез своего сына Антона. Мне этот Антон тогда
казался очень важным. Но потом он взял оттер, и оказалось, что он совсем
плохой рыбак, потому что принес его назад спутанным да так и оставил. К не
счастью, это заметил отец и страшно рассердился. "Вот, сиди, пока не
распутаешь,"- сказал он, и тут всю спесь с Антона как рукой сняло.
Много лет спустя - когда Антон уже стал профессором - он сам, смеясь,