"Раби Нахман. Рассказы о необычайном (иудаизм)" - читать интересную книгу автора

"Бааль Тфила") она особенно заметна.
Письменная Тора служила раби Нахману неисчерпаемым источником сравнений
и образов. Более того, подобным образом он воспринимал вообще всю еврейскую
письменность, а порой творческий импульс ему давали даже идиомы родного
разговорного языка, "маме-лошн" - идиш. Подобное оживление языковой стихии
встречается в художественной литературе, однако оно более распространено в
живописи. Например, практически все картины Шагала суть воплощенные метафоры
цветистого разговорного языка.


СНЫ.


Другим источником сюжетов, легших в основу некоторых историй, были,
по-видимому, сны, приснившиеся раби Нахману. Само собой, нам не дано знать,
где и как он вплетал их в повествование. Даже те истории, что первоначально
приснились раби Нахману, несомненно, претерпели существенные изменения. И
все же существуют истории (главная из них - "Муха и паук"), основанные на
сновидениях. Свои длинные сны, полные тайного и явного смысла, рассказывали
многие адморы, некоторые даже записывали их (примеры мы найдем в "Свитке
тайн" раби Айзика из Комарно, в "Осколках ночи" раби Цадока hа-Когена.).
Раби Нахман тоже рассказывал хасидам свои сны, и они удивительно напоминают
ряд его историй. Не исключено, что если бы его жизнь не оборвалась, раби
Нахман создал бы по мотивам своих снов еще немало произведений. Некоторые из
этих снов записаны в литературной форме, и по крайней мере два из них
послужили Ицхаку-Лейбушу Перецу материалом для рассказов.


АВТОБИОГРАФИЧЕСКИЕ И ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ.


Значительная часть написанного раби Нахманом носит автобиографический
характер. Он много рассказывал о своих переживаниях и мыслях, подшучивая над
собственной откровенностью. Эта его особенность хорошо сочеталась с
отношением к покаянию. Хасиды открывали душу своему учителю, а с течением
времени среди последователей раби Нахмана устоялся обычай покаяния друг
перед другом. Раби Нахман настаивал на том, что человеку необходимо изливать
свое сердце пред Всевышним не только в традиционных словах молитвы, но и
собственными словами, идущими из глубины души. Человек должен рассказывать
Творцу о своих колебаниях, сомнениях и бедах. Подобная "личная беседа" с
Творцом стала одним из главных отличительных признаков браславского
хасидизма. Поэтому не приходится удивляться тому, что раби Нахман часто
выстраивает цепь рассуждений из человеческих исповедей и историй. Он делает
это не только в толкованиях Торы (которые иногда включают его собственные
признания в душевных проблемах), но и в своих историях. Повествование служит
сценой, на которую выводится та или иная проблема, чтобы в объективном свете
рампы рассмотреть ее уже не как частное, а как общее явление. Конечно, любое
художественное произведение в той или иной мере автобиографично и
исповедально. Однако это не оправдывает исследователей, раздувающих личные
мотивы творчества раби Нахмана, который прекрасно умел абстрагироваться от