"Владимир Набоков. Комментарий к роману "Евгений Онегин"" - читать интересную книгу автора

XLV-XLVIII: Здесь дается больше подробностей онегинской "хандры", но
основное композиционное значение этих строф состоит в сближении двух главных
героев первой песни. Именно здесь (XLV) начинается их дружба. До этой строфы
Пушкин лишь бесплотной тенью проносился по роману, но не выступал в качестве
действующего лица. Слышался пушкинский голос, ощущалось его присутствие,
когда он перелетал из одной строфы в другую в призрачной атмосфере
воспоминаний и ностальгии, но Онегин и не подозревал, что его
приятель-повеса присутствует и на балете, и в бальной зале. Впредь Пушкин
будет полноправным героем романа, и вместе с Онегиным они, в самом деле,
предстанут как два персонажа в пространстве четырех строф (XLV-XLVIII).
Общие их черты подчеркиваются в XLV (различия будут отмечены позже - хотя
нам уже известно, что Онегин не поэт); притягательный сарказм Онегина описан
в XLVI, а в XLVII-XLVIII оба героя наслаждаются прозрачной северной ночью на
набережной Невы. Ностальгические воспоминания о прежних влюбленностях и
звуки рожка с Невы ведут отсюда к редкостному по красоте отступлению из двух
строф.

XLIX-L: Это третье обширное лирическое отступление (см. мой комментарий
по поводу венецианских аллюзий). В набегающих, точно волны, стихах оно
усиливает ноты ностальгии и изгнания II, VIII и XIX строф. Кроме того, оно
по-новому подчеркивает разницу между двумя героями - между сухой,
прозаической ипохондрией XVIII в., присущей свободному Онегину, и богатой,
романтической, вдохновенной тоской ссыльного Пушкина (его духовной жаждой,
отличной от диспепсии повесы-ипохондрика). Следует особо отметить пушкинский
порыв умчаться в экзотическую свободную страну, сказочный край, баснословную
Африку с единственной целью - мучительно сожалеть там о сумрачной России
(той самой стране, которую он покинул), сочетая таким образом новый опыт и
сохраненные воспоминания в синтезе художественной переоценки. В Одессе 1823
г. Пушкин (см. его собственное примечание к L, 3) все еще мечтает посетить
Венецию (XLIX) и Африку (L), как он, очевидно, мечтал и раньше, во время
прогулок с Онегиным в первую неделю мая 1820 г., судя по очень естественному
переходу, открывающему LI: "Онегин был готов со мною / Увидеть чуждые
страны; Но..."

LI-LIV: Теперь пора вернуться к теме I-II. Пушкин и Онегин расстаются,
а мы, обогащенные сведениями о детстве, юности и рассеянной жизни Онегина в
Петербурге, вновь присоединяемся к нему по пути из столицы в имение дяди. "И
тем я начал мой роман", - замечает Пушкин в "профессиональной" реплике "в
сторону" (LII, 11). Онегин приезжает в имение, где узнает о смерти старика
(LII, 12-14). Поселяется в деревне (LIII, 9). Сначала сельская жизнь его
занимает, потом вновь начинает одолевать скука. Сельские прелести,
перечисленные в LIV как причина онегинской хандры, обеспечивают естественный
переход к автобиографическому и "профессиональному" отступлению в шести
строфах, завершающих главу (LV-LX).

LV-LVI: Пушкин противопоставляет сплину своего друга собственную,
насыщенную творчеством, любовь к деревне, которую он превозносит как лучшую
обитель для своей Музы. В LVI разность между стилизованным Пушкиным,
блаженно мечтающим в идиллических дубравах, и Онегиным, предающимся в