"Владимир Набоков. Удар крыла" - читать интересную книгу автора

Керн, вынув из-за манжеты платок и вытирая лоб, последовал за Изанбель,
которая, раскачивая черный веер, пошла к дверям. Они рядом сели на ступеньке
широкой лестницы.
Изабель, не глядя на него, сказала:
- Простите... Мне казалось, что я все еще в снегах, в звездах. Я данже
не заметила, кто вы и хорошо ли танцуете.
Керн глухо взглянул на нее - и точно: она была погружена в свои
сияющие думы, в думы, неведомые ему.
На ступеньке пониже сидел юноша в очень узком жакете и костлявая
барышня с родинкой на лопатке. Когда снова запела музыка, юноша прингласил
Изабель на бостон. Керну пришлось танцевать с костлявой банрышней. От нее
кисловато пахло лавандой. По зале расплелись цветные бумажные ленты,
опутывали танцующих. Один из музыкантов налепил себе белые усы, и Керну
почему-то стало стыдно за него. Когда танец кончился, он, бросив свою даму,
метнулся отыскивать Изабель. Ее нигде не было, ни в буфете, ни на лестнице.
"Кончено. Спать", - кратко подумал Керн.
У себя в комнате, перед тем как лечь, он отвернул занавеску, без мысли
поглядел' в ночь. Перед гостиницей на темном снегу лежали отранжения окон.
Вдали металлические вершины гор плавали в гробовом сияннии.
Ему показалось, что он заглянул в смерть. Плотно сдвинул складки так,
чтобы ни единый ночной луч не втекал в комнату. Но, выключив свет, он с
постели заметил, что блестит край стеклянной полочки. Тогда он встал и долго
возился у окна, проклиная лунные брызги. Пол был хонлоден, как мрамор.
Когда Керн закрыл глаза, распустив поясок пижамы, под ним потекли
скользкие скаты, - и гулко застучало сердце, словно весь день молчало, а
теперь воспользовалось тишиной. Ему страшно стало слушать этот стук.
Вспомнил, как однажды, с женой, он проходил в очень ветреный день мимо
мясной лавки, и на крюке качалась туша, глухо бухала об стенну. Вот как
сердце его теперь. А жена щурилась от ветра, придерживая широкую шляпу, и
говорила, что море и ветер сводят ее с ума, что надо уехать, надо уехать...
Керн перевалился на другой бок, - осторожно, - чтобы не лопнула грудь
от выпуклых ударов.
Нельзя так дальше, пробормотал он в подушку, с тоской подобрав нонги.
Полежал на спине, глядя в потолок, где тускло белели пробившиеся лучи, -
как ребра.
Когда он опять зажмурился, поплыли перед ним тихие искры, затем
прозрачные спирали, которые раскручивались бесконечно. Мелькнули снежные
глаза и огненный рот Изабель - и опять искры, спирали. Серднце на миг
сжалось в острый комок; раздулось, бухнуло.
"Нельзя так дальше, я с ума схожу. Вместо будущего - черная стенна.
Ничего нет".
Ему почудилось, что бумажные ленты скользят у него по лицу. Тонко
шуршат и рвутся. И японские фонари текут цветной зыбью в паркете. Он
танцует, наступает.
"Только бы вот разжать, распахнуть ее... А затем..." И смерть ему
представилась гладким сном, мягким падением. Ни мыслей, ни сердцебиения, ни
ломоты.
Лунные ребра на потолке незаметно переменили место. По коридору тихо
простучали шаги, где-то щелкнула задвижка, пролетел легкий звоннок - и
опять шаги, разные: бормотание шагов, лепет шагов...