"Роберт Музиль. Прижизненное наследие" - читать интересную книгу автора

родство. Грудь природы, правда, искусственная, ной человек в отпуске -
искусственный человек. Он твердо решил не думать о делах; это почти означает
внутренний обет молчания, спустя короткое время все в нем от счастья
невыразимо замирает и пустеет. И как он благодарен потом за малейшие
сигналы, тихие слова, которые наготове у природы для него! Как прекрасны
дорожные знаки, надписи, оповещающие, что до кабачка "Лесной покой"
пятнадцать минут ходьбы, скамейки и иссеченные ветром и дождем щиты,
обнародующие десять заповедей лесного управления; природа становится
разговорчивей! Как он счастлив, когда находит компанию для пикника, чтобы
вместе выйти навстречу природе; партнеров для игры в карты на лоне природы
или приятелей, чтобы распить бутылку при заходе солнца! За счет таких
маленьких услуг природа приобретает качества олеографии, и тогда сразу же
оказывается, что не так уж много на свете вещей, сбивающих с толку. Гора
тогда есть просто гора, ручей есть просто ручей, зеленое и голубое
соседствуют очень отчетливо, и никакие трудности восприятия не мешают
человеку кратчайшим путем прийти к убеждению, что то, чем он владеет, -
нечто прекрасное. Но как только он зашел так далеко, с легкостью
возвращаются и так называемые вечные ощущения. Спросите сегодняшнего
человека, который еще не запутан всякими разговорами, что ему больше
нравится - пейзажная живопись или олеография, и он без колебания ответит,
что предпочитает хорошую олеографию, ибо неиспорченный человек любит
наглядное и возвышенное, а в том и другом промышленность гораздо искуснее,
чем искусство.
Больной начинает задаваться вопросами: сказывается его ускоряющееся
выздоровление. Врач говорит ему:
"Критикуйте сколько хотите; дурное настроение - признак выздоровления",
"Это легко понять", - огорченно отвечает возвращающийся к жизни.



ЭДИП ПОД УГРОЗОЙ

Хотя она злая и односторонняя,
эта критика не претендует на научную
объективность.

Если у античного человека были его Сцилла и Харибда, то у современного
человека есть Вассерман и Эдип; ибо если ему удается избежать первого и
успешно поставить на ноги потомка, он с тем большей уверенностью может
полагать, что его потомка схватит второй. Можно, пожалуй, сказать, что ныне
без Эдипа ничто не обходится - ни семейная жизнь, ни архитектура.
Так как сам я вырос еще без Эдипа, то по этим вопросам могу
высказываться, конечно, лишь с большей осторожностью, но я восхищаюсь
методами психоанализа. Я вспоминаю из своей юности следующее: когда на
одного мальчишку другой обрушивался с ругательствами и первый при всем
желании ничего не мог придумать, чтобы с равной силой ответить на удар, он
просто пускал в ход словечко "сам", которое, вклиниваясь в передышку,
поворачивало все оскорбления и кратчайшим путем посылало их обратно. И я
очень радовался, когда при изучении психоаналитической литературы смог
убедиться, что все люди, притворяющиеся, будто они не верят в безошибочность