"Роберт Музиль. Соединения" - читать интересную книгу автора

доходя до самопожертвования и полной утраты силы воли, и в этом состоянии
готова была сделать все, что они требовали, но впоследствии у нее никогда не
оставалось чувства, что происшедшее было для нее сильным и значительным
переживанием; ей приходилось совершать и переносить такие вещи, которые
обладали силой страсти, доходящей до уничтожения, но она всегда сознавала,
что все это не затрагивает ее глубоко и по существу не имеет с ней ничего
общего. Словно ручей, журчали потоки событий, происходящих с этой
несчастной, будничной, неверной женщиной, и уносились прочь, оставляя у нее
такое чувство, будто она, задумавшись, неподвижно сидит на берегу.
У нее было никогда не становящееся отчетливым сознание протекающей
где-то отдельно от нее затаенной внутренней жизни, и оно заставляло ее, не
колеблясь, отдавать людям в виде самой себя эту последнюю опору своей
скромности и уверенности в себе. За цепью событий действительности скрыто
струилось что-то невидимое, и, хотя ей еще ни разу не удалось постигнуть эту
потаенную сущность собственной жизни, и, возможно, она даже считала, что
никогда не сможет до нее добраться, у нее всегда, что бы ни происходило,
появлялось чувство, будто она - гость, в первый и последний раз ступающий на
порог чужого дома, гость, который, особенно не задумываясь и с некоторой
скукой, отдается во власть всего, что ему там встречается.
И тогда все, что она делала и ощущала, оказывалось погружено во
мгновение ее знакомства с очередным мужчиной. Она сразу обретала покой и
одиночество, и больше не имело никакого значения, что происходило с ней
раньше, важно было лишь то, что случится сейчас, и, казалось, все окружающее
здесь для того, чтобы они сильнее ощущали друг друга, или же оно вовсе для
нее не существовало. Одуряющее ощущение роста вздымалось вокруг нее, словно
горы цветов, и лишь далеко-далеко оставалось чувство преодоленного
несчастья, и это было фоном, и все постепенно освобождалось от него, словно
онемев от мороза, а потом оттаивая в тепле.
И только что-то тонкое, бледное, едва уловимое тянулось из ее тогдашней
жизни в нынешнюю. И то, что она именно сегодня вспомнила обо всем, могло
быть делом случая, причиной могла быть и поездка к дочери, или какой-нибудь
посторонний пустяк, но началось это на вокзале, когда большое скопление
людей ввергло ее в состояние угнетенности и беспокойства, и она вдруг
почувствовала легкое прикосновение какого-то чувства, которое, то появляясь,
то исчезая, полузаметное, скользнуло куда-то, смутное и далекое, но каким-то
почти физически ощутимым сходством заставило вспомнить полузабытые события
прошлого.
У мужа Клодины не было времени проводить ее на вокзал, ей пришлось в
одиночестве ждать поезда, вокруг теснилась и напирала толпа и медленно несла
ее туда и обратно, словно большая, тяжелая волна помоев. Чувства,
запечатленные на распахнутых, бледных утренних лицах, плыли по их
поверхности сквозь темное пространство, как рыбья икра по тусклой водной
глади. Ей стало противно. Появилось желание брезгливо отогнать со своего
пути все то, что ползло и шевелилось вокруг, однако - ужаснуло ли ее
физическое превосходство того, что было вокруг, или только этот сумрачный,
ровный, равнодушный свет под гигантской крышей, состоящей из грязного стекла
и беспорядочных железных реек, - но пока Клодина с виду спокойно и сдержанно
шла в толпе людей, она почувствовала, что вынуждена поступать именно так, и
ощутила в глубине души муку унижения. Она тщетно пыталась отыскать защиту в
себе самой; ей казалось, что, медленно покачиваясь, она теряется в этой