"Роберт Музиль. Душевные смуты воспитанника Терлеса" - читать интересную книгу автора

сантиментов, которую, вынуждая воспитанника быть постоянно готовым к ссорам
и дракам, рождает жизнь в интернате.
Так его нрав приобрел что-то неопределенное, какую-то внутреннюю
беспомощность, которая мешала ему найти себя.
Он присоединился к своим новым друзьям, потому что ему импонировало их
буйство. Будучи честолюбив, он пытался порой даже превзойти их в этом. Но
каждый раз останавливался на полпути, из-за чего терпел немало насмешек. Это
снова вселяло в него робость. Вся его жизнь состояла в этот критический
период, собственно, лишь во все возобновляющемся старании не отстать от
своих грубых, более мужественных друзей и в глубоком внутреннем безразличии
к таким усилиям.
Когда его теперь навещали родители, он бывал, пока находился наедине с
ними, тих и застенчив. От нежных прикосновений матери он уклонялся каждый
раз под новым предлогом. В действительности он рад был бы поддаться им, но
ему было стыдно, как если бы на него были направлены взгляды товарищей.
Его родители принимали это за неуклюжесть переходного возраста.
А во второй половине дня появлялась вся шумная компания. Играли в
карты, ели, пили, рассказывали анекдоты об учителях и курили папиросы,
которые привозил из столицы надворный советник.
Это веселье радовало и успокаивало супругов.
Что для Терлеса иной раз наступали и другие часы, они не знали. А в
последнее время таких часов выпадало все больше. Случались мгновения, когда
жизнь в училище становилась совершенно безразлична ему. Тогда скрепляющая
замазка насущных забот отскакивала, и часы его жизни распадались без связи
между собой.
Он часто сидел - в мрачном раздумье - словно склонясь над самим собой.

Двухдневным было родительское посещение и на этот раз. Ели, курили,
выезжали на прогулку, и теперь скорый поезд должен был вернуть супругов в
столицу.
Тихий гул в рельсах возвещал его приближение, и сигналы колокола у
крыши станционного здания неумолимо ударяли в уши надворной советницы.
- Итак, дорогой Байнеберг, вы приглядите за моим сынком, правда? -
обратился надворный советник к молодому барону Байнебергу, долговязому,
костлявому юноше с сильно оттопыренными ушами, но выразительными, умными
глазами.
Маленький Терлес скорчил недовольную гримасу по поводу этой опеки, а
Байнеберг ухмыльнулся полыценно и немного злорадно.
- Вообще, - обратился надворный советник к остальным, - я хотел бы
попросить всех вас, если чтонибудь случится с моим сыном, сразу же известить
меня.
Это вызвало все-таки у юного Терлеса бесконечно тоскливое "Ну, что
может со мной случиться, папа?!" - хотя он уже привык к тому, что при каждом
прощании ему досаждают такой чрезмерной заботливостью.
Другие тем временем щелкали каблуками, подтягивая при этом изящные
шпаги, и надворный советник прибавил:
- Никогда не знаешь, что случится, а мысль, что мне сразу обо всем
сообщат, очень успокоительна для меня; ведь может и так выйти, что у тебя не
будет возможности написать.
Затем подошел поезд. Надворный советник Терлес обнял сына, госпожа фон