"Альфред де Мюссе. Исповедь сына века" - читать интересную книгу автора

эти освещенные окна, на все эти таинственные гнезда, которые свили себе
люди, на проезжавшие мимо экипажи, на сновавших прохожих. О, какое
одиночество! Какой печальный дым над этими крышами! Какая скорбь в этих
извилистых улицах, где все топчутся, работают и надрываются, где множество
незнакомых людей ходит, задевая локтем друг друга, - клоака, где общаются
только тела, оставляя души одинокими, и где только публичные женщины,
попадаясь на дороге, протягивают вам руку. "Отдайся, отдайся разврату - и
ты перестанешь страдать!" - вот что кричат города человеку, вот что
написано на стенах - углем, на мостовых - грязью, на лицах - излившейся из
сосудов кровью.
А когда, присутствуя иной раз на каком-нибудь блестящем празднестве и
сидя в укромном уголке гостиной, я издали наблюдал, как все эти женщины в
розовом, голубом, белом, с обнаженными руками и гроздьями локонов,
резвятся, точно опьяненные светом херувимы в сферах гармонии и красоты, я
мысленно говорил себе:
"Ах, какой цветник! Какие цветы! Их можно сорвать, можно вдохнуть их
аромат. Ах, маргаритки, маргаритки, что поведает последний ваш лепесток
тому, кто будет обрывать вас? "Любит - не любит..." Разлюбила - вот мораль
света, вот финал ваших улыбок. И вот над этой-то мрачной пропастью вы так
легкомысленно порхаете в ваших газовых платьях, усеянных цветами; над этой
отвратительной истиной вы бегаете, как серны, на ваших маленьких ножках!"
- Ну, полно, - говорил Деженэ, - зачем принимать все всерьез? Где это
видано? Вы жалуетесь на то, что бутылки опорожняются? В погребах есть
бочки, а в виноградном краю есть погреба. Сделайте-ка славную удочку,
позолоченную нежными словами, насадите пчелку вместо приманки и живо
поймайте в реке забвения хорошенькую утешительницу, свежую и изворотливую,
как угорь. А если она проскользнет у вас между пальцами, вам останутся
другие. Любите, любите, вам смертельно хочется любить! Молодежь должна
перебеситься, и, будь я на вашем месте, я скорее похитил бы португальскую
королеву, чем занимался бы анатомией.
Таковы были советы, которые мне приходилось выслушивать по всякому
поводу, и, когда наступало время сна, я шел домой с сокрушенным сердцем,
прикрывая плащом лицо. Я становился на колени подле моей постели, и бедное
сердце мое находило облегчение. Какие это были слезы! Какие обеты! Какие
молитвы! Галилей ударял по земле, восклицая: "А все-таки она вертится!"
Так я ударял себя в сердце.



9


Внезапно, когда я пребывал в состоянии самой безысходной скорби,
отчаяние, молодость и случай заставили меня совершить поступок, решивший
мою судьбу.
Я сразу же написал моей любовнице, что не хочу с ней больше видеться, и
был верен своему слову, но я проводил ночи под ее окнами, сидя на скамье
подле ее двери; я видел в ее окнах свет, я слышал звуки ее фортепьяно;
иногда мне казалось, что за слегка раздвинутыми занавесями я различаю ее
тень.