"Альфред де Мюссе. Исповедь сына века" - читать интересную книгу автора

произрастете там, где пустили корни, вы зачахнете, как неопыленное
растение, и у вас не будет ни цвета, ни плодов. Сок вашей жизни перейдет в
чужую кору, все ваши поступки будут бесцветны, как листья ивы, вам
придется поливать себя только своими слезами и питаться только своим
сердцем.
Но если вы натура восторженная, верите в мечты и хотите их воплотить, в
таком случае я отвечу вам без всяких околичностей: "Любви не существует".
Ибо я одного мнения с вами и говорю вам: любить - это значит отдаваться
душой и телом, или, вернее сказать, сливаться воедино; это значит гулять
на солнце, на чистом воздухе, среди нив и лугов, составляя одно тело -
одно существо, у которого четыре руки, две головы и два сердца. Любовь -
это вера, это религия земного счастья, это лучезарный треугольник,
помещенный в куполе того храма, который называется миром. Любить - значит
свободно бродить по этому храму, ведя рядом с собою существо, способное
понять, почему такая-то мысль, такое-то слово или такой-то цветок
заставляют вас остановиться и поднять голову к божественному треугольнику.
Упражнять благородные способности человека - великое благо, вот почему
талант - прекрасная вещь. Но удвоить свои способности, прижать чье-то
сердце и чей-то ум к своему уму и сердцу - величайшее счастье, самое
большое, какое бог создал для человека. Вот почему любовь есть нечто
большее, чем талант. Но скажите, разве такова любовь наших женщин? Нет,
бесспорно нет. Любить - это для них нечто совсем другое. Это значит
выходить из дома под вуалью, писать тайком, боязливо красться на цыпочках,
строить козни и издеваться, делать томные глаза, испускать целомудренные
вздохи, нарядившись в накрахмаленное раздувающееся платье, а потом
запирать дверь и сбрасывать это платье, унижать соперницу, обманывать
мужа, приводить в отчаяние любовников. Любить - это значит для наших
женщин забавляться игрою в ложь, подобно тому как дети забавляются игрою в
прятки, - отвратительная развращенность сердца, хуже всякого распутства
римлян на сатурналиях Приапа; ублюдочная пародия на добродетель, да и на
самый порок; гнусная потайная комедия, где все нашептывается, где взгляд
бросают искоса, где все мелко, изящно и вместе с тем безобразно, как в тех
фарфоровых уродцах, которых привозят из Китая; жалкая насмешка над всем,
что есть на свете прекрасного и отвратительного, божественного и
дьявольского; бестелесная тень, скелет всего, созданного богом.
Так среди безмолвия ночи язвительным голосом говорил Деженэ.



6


На другой день я отправился перед обедом в Булонский лес; погода стояла
пасмурная. Миновав заставу Майо, я предоставил моей лошади сворачивать,
куда ей захочется, и, погрузившись в глубокую задумчивость, стал
перебирать в памяти все, что говорил мне Деженэ.
Пересекая какую-то аллею, я услышал, что меня окликают. Я обернулся и
увидел в проезжавшей коляске одну из закадычных приятельниц моей
любовницы. Она велела кучеру остановиться и, дружески протянув мне руку,
пригласила меня отобедать у нее, если мне нечего делать.