"Альфред де Мюссе. Исповедь сына века" - читать интересную книгу автора

- Нет, это не такая уж большая потеря, - отвечал я. - Разве я не сделал
того, что должен был сделать? Разве я не прогнал ее? Что вы можете еще
сказать? Остальное - мое дело. Ведь раненый бык в цирке волен забиться в
угол, он волен лечь, пронзенный шпагой матадора, и мирно испустить дух.
Что я буду делать дальше - тут ли, там Ли, где бы то ни было? Кто такие -
эти ваши первые встречные? Вы покажете мне ясное небо, деревья, дома,
мужчин, которые разговаривают, пьют, поют, женщин, которые танцуют, и
лошадей, которые скачут галопом. Все это не жизнь, это шум жизни. Полно,
полно, оставьте меня в покое.



5


Когда Деженэ убедился, что мое отчаяние безысходно, что я не желаю
слушать чьи бы то ни было уговоры, не желаю выходить из комнаты, он не на
шутку этим обеспокоился. Однажды вечером он явился ко мне с очень
серьезным выражением лица. Он завел речь о моей любовнице и продолжал
насмехаться над женщинами, отзываясь о них так дурно, как он о них думал.
Опираясь на локоть, я приподнялся на постели и внимательно слушал его.
Был один из тех мрачных вечеров, когда завывания ветра напоминают стоны
умирающего; частый дождь хлестал в окна, по временам стихая и сменяясь
мертвой тишиной. Вся природа томится в такую непогоду: деревья горестно
раскачиваются или печально склоняют верхушки, птицы забиваются в кусты;
городские улицы безлюдны. Рана причиняла мне боль. Вчера еще у меня была
возлюбленная и был друг; возлюбленная изменила мне, друг поверг меня на
ложе страдания. Я еще не совсем разобрался в том, что творилось у меня в
голове: то мне казалось, что мне приснился ужасный сон, что стоит только
закрыть глаза, и завтра я проснусь счастливым; то вся моя жизнь
представлялась мне нелепым и ребяческим сновидением, лживость которого
сейчас раскрылась.
Деженэ сидел передо мной подле лампы, серьезный и непреклонный, с
неизменной усмешкой на устах. Это был человек, исполненный благородства,
но сухой, как пемза. Слишком ранний жизненный опыт был причиной того, что
он преждевременно облысел. Он изведал жизнь и в свое время пролил немало
слез, но скорбь его была облечена в надежный панцирь; он был материалистом
и не боялся смерти.
- Судя по тому, что с вами творится. Октав, - заговорил он, - я вижу,
что вы верите в такую любовь, какой описывают ее романисты и поэты. Короче
сказать, вы верите в то, что говорится на нашей планете, а не в то, что на
ней делается. Это происходит оттого, что вы не умеете рассуждать здраво, и
может повести вас к очень большим несчастьям.
Поэты описывают любовь подобно тому, как ваятели изображают нам
красоту, как музыканты создают мелодию: наделенные тонким и очень
восприимчивым душевным складом, они сознательно и ревностно собирают
воедино самые чистые элементы жизни, самые красивые линии материи и самые
благозвучные голоса природы. В Афинах, говорят, было много красивых
девушек. Пракситель изобразил всех, одну за другой, после чего сделал из
всех этих различных красавиц, имевших каждая свой недостаток, одну