"Валерий Мусаханов. Нежность (История, рассказанная у костра) " - читать интересную книгу автора

бывает с других лагпунктов приходят и с куревом, и со жратвой - кому-то
удастся подхарчиться.
Ну вот, к этому этапу и я вылез. Смотрю, входят в зону. Блатных-то
сразу видно: все в вольных шмотках, в сапогах хороших. Это осенью было, еще
лето только сломалось, и теплынь парная стояла по вечерам. Ну торчат все,
смотрят. Сами знаете, глаз у лагерника, как рентген, насквозь видит. Человек
только в зону вошел, его уже за всю масть прикупили. И блатные все видны -
кто действительно блатовать будет, а кто завтра - на помойке хмырить. И
фраера видно: кто - самостоятельный мужик-работяга, а кто - пристяжь
воровская - шестерка, а кто - просто отказчик. Ну вот, в этом этапе человек
десять блатных было, два или три педераста - эту тварь сразу видать, -
остальные работяги. Только один непонятный - мужик не мужик, вор не вор, но
глядит дерзко. В кучку к работягам не жмется и от блатных стоит отдельно. И
что мне в глаза сразу кинулось, это шмотье его. Нет, ничего центрового:
лагерная фуфаечка, хе-бе не первого срока, сапоги-кирзуха. Но все такое, по
нему; брюки ушиты, карманы сделаны, фуфайка с хлястиком. Сам молодой, ну лет
двадцать семь от силы. Вот вошли они в зону, стоят у вахты. Этот парнище -
так, от всех особняком. Вынул трубочку из корешка - такая, как и здесь
мастырят, - закурил. Фраера стоят с мешками своими. Фраер на этап все
лохмотье волокет, что без отца с матерью нажил. Ну, блатные, известно, с
чемоданами деревянными, да и те на фраеров навьючили. А этот гусь стоит,
руки в карманы, покуривает.
Никто тогда не знал, что это за волчина, ни мы, ни блатные. Я-то сразу
прикупил в нем дерзость, но дерзость эта была тихая. Блатные тоже, наверное,
увидели, но как-то прохлопали. Да... Так вот, стоит он с трубочкой, рожа
узкая загорелая, сразу видать - вальщик, а глаза зеленые, как пивная
бутылка, и вроде они спокойные, но я-то сразу вижу такие зенки. Чуть горячее
станет и такие очи белеют, как кипяток. И уж такого хлопца на понт не
возьмешь, у него ни перед ножами, ни перед колунами отдачи не будет.
Встречал я таких, предерзостные мужики, в них страху божьего нету. Хоть
фраер, хоть вор - все жизнью дорожат. А такие волки, как этот, чему-то
другому молятся, и своя жизнь для них не лучше чужой, они всегда на обмен
готовы.
Да... Этого Костей звали, питерянин.
С блатными у него сразу напоперек пошло. Еще тогда, стоит этап у вахты,
ну а Самовар первый подлетает и - к этому Костяше:
- Воры есть?
- Не знаю, - говорит, - я у них документы не проверял, - и лыбится.
Самовар аж затрясся весь от злости. Не привык он, чтобы фраера с ним
так разговаривали. Тут, в зоне, все мимо проходят, глаз не подымают. Ну он и
запыхтел, закудахтал:
- Ты что, - кричит, - змеина, вору ответить не можешь по-человечески?
- А чего ты меня спрашиваешь. Я тебе не оперуполномоченный, чтобы воров
считать, - говорит этот Костя и все лыбится, да так, будто над Самоваром
потешается.
Смотрю, тот посинел даже. Думаю, как двинет сейчас этому хлопцу, так
трубку в пасть и вколотит. А тот стоит себе, дымит. Только глаза белеть
начали. Ну, видно, понял Самовар, что нельзя этого хлопца трогать, пока сам
один. Ведь вор-то вор, а сломает ему парень холку, потом толкуй, кто откуда.
Они все, эти гады блатные, зайцы.