"Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир. Заговор на Нуич-стрит (Цикл "Дестроер")" - читать интересную книгу автора

- Гамбургер, - сказал старик, - нарушил гармонию его бытия.
- Шли бы вы отсюда, - сказал Брайтуэйт. - Я не могу осматривать
пациента, когда вы в него тычете пальцами.
- Мой сын нарушил чистоту своей внутренней гармонии, - настаивал старый
азиат. - Нужно ее восстановить!
Доктор Брайтуэйт позвал санитара, чтобы тот вывел старикашку. Никто не
отозвался. Брайтуэйт еще раз попросил его выйти вон - хилый дед не
шевельнулся, хотел схватить его за плечо - плечо выскользнуло из рук.
Брайтуэйт толкнул его в грудь. Старикашка вряд ли весил больше сорока пяти
килограммов, но даже не сдвинулся с места под напором
восмидесятикилограммового доктора, который, кстати, за последний месяц
немного похудел. Брайтуэйт толкнул его снова - безрезультатно.
Разъяренный Брайтуэйт бросился на старика. И отлетев, словно мячик,
оказался на полу.
- Вам очень повезло. Мне могут понадобиться ваши услуги, - сказал
старик. Все последующие дни он неотлучно находился рядом с пациентом,
наблюдая за доктором и время от времени задавая дурацкие вопросы касательно
того или иного инструмента.
- Хорошо, - промолвил он наконец, - может быть, вам удастся его спасти.
- Старик вышел, и с тех пор его не было видно.
С точки зрения рефлексологии пациент являл собой нечто феноменальное.
Прикосновение к отдельной мышце вызывало целую серию ответных движений, как
будто она обладала памятью или была запрограммирована. Легкий удар по
колену, например, вызывал комплекс ответных движений рук, движений настолько
быстрых, что рук практически не было видно.
А полубессознательное бормотание? Если верить этому бреду, пациент был
казнен на электрическом стуле и стал человеком - супероружием без прошлого,
без личности. Можно было разобрать: "Чиун", "Вот так-то, дорогой!" и "Прямо
в сердце".
В бреду пациента, очевидно, мучили воспоминания о множестве убитых им
людей. Он бормотал что-то о равновесии, об ударах, о состоянии повышенной
готовности. Мышцы сокращались, приоткрывались глаза, он на мгновение
приходил в себя и снова терял сознание.
Доктор Брайтуэйт смотрел на лежащего перед ним. Что же все-таки
произошло с этим человеком? Ответа на этот вопрос у медицины не было.
Единственное, что было хоть немного похоже на объяснение, - слова азиата в
первый день. Гамбургер. Х-м-м. Гамбургер?
Доктор Брайтуэйт задумчиво потрогал усиленный стальными лентами ремень.
Гамбургер. Он посмотрел на часы. Ему было ведено не беспокоить азиата до
половины шестого. Гамбургер... Нервная система.
Брайтуэйт быстро вышел из залитой светом операционной и, пройдя по
коридору, постучал в дверь. Подождал. Из-за двери доносились звуки органа,
исполнявшего мелодию - заставку к телесериалу - одной из "мыльных опер", как
их называют. Дверь отворилась.
Престарелый азиат, облаченный в алое кимоно, осведомился, почему
доктора Брайтуэйта не научили в детстве правилам приличия и где он, доктор,
воспитывался, что считает себя вправе нарушать процесс творческого
восприятия личности?
- Гамбургер, о котором вы говорили. Откуда пациент взял его?
- Из грязи, неведения и глупости.