"Игорь Муромов. 100 великих любовников " - читать интересную книгу автора

роженицы"". Казанова мысленно восхитился: этот "аппарат" можно было
использовать, чтобы схватить Шарпильон и надругаться над ней. Позже он
оставил идею приобрести кресло, но мысль эта владела его воображением.
Другими авантюристами руководила жажда наживы, их привлекала слава. Для
Казановы и деньги, и известность были лишь средством. Целью его была любовь.
Женщины заполняли его жизнь. В 1759 году Казанова находился в Голландии. Он
богат, уважаем, перед ним легкий путь к спокойному и прочному
благосостоянию. Но только встречи, новые встречи волновали его воображение.
Он искал этих встреч всюду: на придворном балу, на улице, в гостинице, в
театре, в притоне. Он колесил по городам без всякого расчета и плана. Его
маршрут определяла пара красивых глаз, задержавшихся на нем дольше, чем это
позволяли приличия. И ради пары красивых глаз он способен был переодеться
гостиничным слугой, давать пиры, играть "Шотландку" Вольтера и поселиться
надолго в крохотном швейцарском городке. За короткое время он успевал любить
аристократку из высшего общества, дочерей трактирщика, монахиню из
захолустного монастыря, ученую девицу, искусную в теологических диспутах,
прислужниц в бернских купальнях, прелестную и серьезную Дюбуа, какую-то
безобразную актрису и, наконец, даже ее горбатую подругу. Он соблазнял всех.
У него было только одно правило: двух женщин гораздо легче соблазнить
вместе, чем порознь.
"Любовь - это только любопытство" - эта фраза часто встречается в
мемуарах Казановы. Неутомимое любопытство было настоящей страстью этого
человека. Он не был банальным любимцем женщин, не был счастливым баловнем,
случайным дилетантом. К сближению с женщинами он относился так, как
серьезный и прилежный художник относится к своему искусству.
Казанова не всегда был погружен в торопливый и неразборчивый разврат.
Такие периоды случались у него лишь тогда, когда ему хотелось заглушить
воспоминания только что прошедшей большой любви и вечную жажду новой. Среди
бесчисленных женщин, упоминаемых этим "распутником по профессии", есть
несколько, оставивших глубокий след в его душе. Им посвящены лучшие страницы
мемуаров. Рассказывая о них, Казанова избегал непристойных подробностей. Их
образы становятся для читателей мемуаров такими же близкими и живыми, как
образ самого венецианского авантюриста.
Первая любовь Казановы была в духе мирной венецианской новеллы. Ему
было шестнадцать лет, и он любил Нанетту и Мартон, двух племянниц доброй
синьоры Орио. "Эта любовь, которая была моей первой, не научила меня ничему
в школе жизни, так как она была совершенно счастливой, и никакие расчеты или
заботы не нарушили ее. Часто мы все трое чувствовали потребность обратить
наши души к божественному провидению, чтобы поблагодарить его за явное
покровительство, с каким оно удаляло от нас все случайности, которые могли
нарушить наши мирные радости..."
Легкий оттенок элегии появился в его второй любви. Быть может, это
оттого, что она протекала в Риме, в вечной зелени садов Людовизи и
Альдобрандини. Там Казанова любил Лукрецию. "О, какие нежные воспоминания
соединены для меня с этими местами!.. "Посмотри, посмотри, - сказала мне
Лукреция, - разве не говорила я тебе, что наши добрые гении оберегают нас.
Ах, как она на нас глядит! Ее взгляд хочет нас успокоить. Посмотри, какой
маленький дьявол, это самое таинственное, что есть в природе. Полюбуйся же
на нее, наверное, это твой или мой добрый гений". Я подумал, что она бредит.
"О чем ты говоришь, я тебя не понимаю, на что надо мне посмотреть?" - "Разве